Интересно, а если бы он узнал, кто она на самом деле? Так, наверное, и вообще бы разговаривать не стал, а сразу бы признал виновной, и пристрелил еще тогда в том подвале?
Боже… Эта мелкая глупышка видимо прорастила в ней ростки своих инфантильных фантазий, и теперь Маше так погано на душе.
Именно сейчас в эти мгновения, пока ее к себе прижимал этот посторонний мужчина, Маша вдруг осознала, в какой же мерзкой и безысходной ситуации она оказалась.
Муж в тюрьме, а она совсем одна. И за помощью уже ни к кому не обратишься… А если и обратишься, то только поставишь под удар.
Почему-то до этого момента она все еще верила в то, что Лисовский не совсем уж такой конченный мудак….
И какого черта лысого спрашивается, она так думала?
Это все ее второе «Я» виновата! Это все она!
Это она умудрилась Маше затуманить мозг своей детской чепухой о чудовище и аленьком цветочке, который якобы может его спасти… Вот она и расслабилась…
В голове у Маши мелькнула крамольная мысль: Как было бы хорошо, если бы сейчас появилась ее Альтер-Эго и что-нибудь сделала из ряда вон выходящее, а она бы срывала всю свою злость на ней…. Но в то же время не чувствовала себя настолько одинокой в такой безысходной и отвратной ситуации…
От всех этих противоречивых и грустных мыслей, у нее опять начала болеть голова.
Маша осторожно выдохнула и, стараясь не выказывать своего недовольства, а так же не привлекать внимания посторонних людей, медленно выбралась из объятий мужчины, который очень неохотно ее отпустил, и отошла на шаг в сторону.
Она немного устало посмотрела Солейко в глаза. Вот только по выражению его взгляда она так и не смогла понять, что он сейчас чувствует и какое у него настроение.
С таким лицом сейчас ходят все политики. Серьезный, заинтересованный и казалось бы теплый взгляд, добрая и «честная» улыбка. Но что там внутри у этого человека? Наверное, даже дьяволу неизвестно…
Маша обняла себя в защитном жесте одной рукой за талию, а пальцами второй руки потерла висок. Головная боль начала нарастать.
– Простите, я вас не совсем поняла, – пробормотала она, силясь вспомнить, как зовут этого мужчину. Почему-то она помнила лишь его фамилию, а имя и отчество – нет.
Маша мысленно хмыкнула, учитывая то, что творится с ее головой не мудрено, что из памяти начала выпадать информация…
– Мария, вы разве не знаете, кто и чем рисовал эти картины? – удивился Солейко, указывая взглядом, на еще пять картин, висящих рядом на стенде, и нарисованных в таком же стиле и в таком же ржаво-коричневом цвете.
– Я подумала, что это польский художник Wojtek Siudmak, но он вроде маслом рисует, а это похоже на акварель, – тихо ответила Маша, как назло ощущая еще и тупую боль в горле, которая решила присоединиться к головной.
Очень сильно захотелось выпить чего-нибудь теплого, например молока с медом. Видимо ангины, ей не избежать….
– Нет, – опять вежливо улыбнулся Солейко, поправляя запонку из белого золота с черным камнем, подозрительно напоминающим бриллиант, на манжете черной сорочки, выглянувшей из-под рукава, его черного костюма, явно сшитого на заказ. – Это картины художницы пожелавшей остаться неизвестной. Она отправила их на аукцион и предупредила, чтобы они так и оставались под стеклом. Так как они нарисованы ее собственной кровью, смешанной с ее же желчью, выделенной из организма.
Маша приподняла бровь от удивления, и почувствовала дурноту.
– Дело в том, – продолжил Солейко, разглядывая картины, – что несколько месяцев назад она умирала от рака печени и врачи, чтобы облегчить ее страдания, провели ей специальную операцию. И после этого желчь, выделяемая ее организмом, выходила через трубку, торчащую у нее из живота. Она делала себе надрезы по всему телу, смешивала эту желчь с собственной кровью и рисовала картины. Женщина умерла, а картины по ее завещанию, были отправлены на благотворительный аукцион, вырученные средства от которого пойдут на постройку хосписа для больных раком. Вот поэтому я и не хотел, чтобы вы трогали их руками, хоть они и под стеклом, да и раком вроде как заразиться невозможно, однако, на мой взгляд, лучше не рисковать.
– Получается, что вы практически спасли мне жизнь? – попыталась улыбнуться Маша через силу, так как к головной боли и боли в горле, теперь еще и тошнота добавилась.
«Великолепно», – подумала она и поняла, что ей срочно нужно на воздух.
– Можно сказать и так, – улыбнулся мужчина.
Но Маша уже его не слушала.
– Простите, но после вашего рассказа, мне стало немного не хорошо.
И она начала обходить мужчину, переключаясь на мысли о том, как бы ей поскорее попасть на свежий воздух.
Солейко тут же переменился в лице:
– Вам плохо? Давайте я вас провожу? – с тревогой в голосе спросил он.
Маша хотела отказаться, но мужчина уже подхватил ее под локоть одной рукой, а второй крепко обнял за талию.
– Идемте скорее.
И он повел ее через гостей к выходу из зала.
– Не стоит… я сама, – Маша попыталась вывернуться из его рук, но Солейко держал слишком крепко.