Я обязательно вернусь

— А у меня нет никого. Ни одной родной души на всем свете. Живу я или умру, никто не вспомнит. Зато и не проклянет вслед. Вроде пока не за что! Разве вот соседка впустую станет стучать в дверь. Но с нею, замужней, лучше не связываться. Нехорошо соседу рога ставить. Самому горько было оказаться в таком положении. К чему другого обижать? — думает Прохор.

— Люда! Я люблю тебя! Не уходи! Я очень люблю! — услышал Прошка снизу и увидел пару

Парень пытался удержать девушку за руку.

— Ты только свое море любишь, а меня ничуть!

— Я и тебя люблю!

— Так не бывает. Любят одну!

— Люда я люблю тебя! — твердил парень.

— Тогда докажи! Останься со мной на берегу!

— Не могу! Меня уже взяли на судно. И мы завтра уйдем на лов. Ты будешь ждать меня?

— Всю жизнь?

— Я ненадолго. С месяц не больше.

— Все рыбаки так говорят. А сами уходят почти на целую жизнь. На берегу вас не удержать. И только море ваша подруга. Неужели и я должна целую жизнь ждать и бояться, чтобы море не отняло тебя навсегда.

— Люда! Ну, куда убегаешь? Ведь завтра мы с тобой уже не увидимся. Побудь со мной!

Если бы ты любил, мы прожили бы вместе целую жизнь. Но у тебя другой выбор. Я не выдерживаю конкуренции с морем. Оно оказалось сильнее. Живи в нем. Я лишняя между вами.

— Люда! Одумайся!

— Хватит! Не заходись. У земных людей земные мечты. И только придурки уходят в море. Что ты в нем забыл? Хочешь доказать, что стал совсем взрослым? Но твое море не щадит никого, даже детей! Нет у него ни души, ни сердца. О чем просишь, если сам не знаешь, вернешься ли ты живым?

— Ну и стерва! — не выдержал Прохор.

Девчонка испугано рванула по улице, забыв о парне.

А тот оглядевшись и никого не увидев, спросил:

— Кто ты?

— Дневальный! — услышал ответ сверху.

— Завтра я тоже стану рыбаком!

— Дай Бог тебе! Семь футов под киль! — пожелал Прохор парню. Тот, услышав морское пожелание, приободрился, успокоился и, повернув в обратную сторону, пошел домой, не оглядываясь.

Прохору не спалось не случайно. Где-то в середине ночи над морем поднялся ветер. Коротко сорвав пену с волн, начал раскачивать суда, стоявшие у причала. Прохор чутко вслушался в каждый звук. Вот два малых рыболовных сейнера скребанулись бортами. В следующий миг уже рээсы, более крупные суда, толкнулись друг о друга, послышался глухой скрежет обшивок. Тут и к сейнеру Прохора стало подкрадываться грузовое судно, с другого бока баржа стояла почти впритирку.

Человек сразу услышал, как почесалось о борт его сейнера транспортное судно. Оставаться в соседстве с ним было опасно.

— Пробьет обшивку и докажи, что не идиот. Надо выходить отсюда подальше, — решает человек и, оглядевшись, увидел, где можно поставить сейнер, не подвергая его опасности.

Пока вышел «из тисков», маневрировал, устроился подальше от соседних сейнеров, барж и сухогрузов, над морем означилась рассветная полоса. Можно было бы прилечь и поспать пару часов. Но Прохор вышел на палубу покурить. И вдруг услышал голос капитана:

— Прохор! Дай трап!

— Чего так рано? Ведь еще есть время…

— Услышал, что ветер поднялся. И не смог уснуть. Вдруг бы ты не смог или не решился отвести сейнер от причала на безопасное место. Мог уснуть крепко. И тогда сам понимаешь, что случилось бы.

— Мы не первую путину вместе. А все боишься, не доверяешь или присматриваешься! Да разве можно прозевать сейнер? Раз остался дневальным, головою отвечаешь.

— Проша! Я на море всю жизнь. Всякое видел. И меня не раз подводили, хотя казались очень надежными, даже друзьями, да только не на каждое плечо можно опереться. Понял? — глянул с усмешкой.

— Сколько лет, сколько путин мы знакомы?

— Много! — подтвердил капитан и добавил:

— Больше десяти!

— Я хоть раз подвел?

— В последнее время перестал тебя понимать.

— Скажи, Михалыч, в чем? — насторожился Прошка.

— Я не понял тебя, когда ты после землетрясения смотался на материк. Как истеричная баба, все бросил, никому ни слова, даже не прощаясь, умчался в никуда. Тебя убедили какие-то врачишки, чужие люди. С нами даже не поговорил, не посоветовался. Будто с чужими обошелся. Обидно было. Разве мы зла тебе пожелали бы? Сколько пережили и перенесли за прошлые годы! А ты чужим доверился. Ушел от нас! Ну, скажи, почему? Или там, в деревне, тебе одному было легче? Никогда не поверю!

— Михалыч, мне и впрямь было нужно сорваться отсюда. От могил и развалин, от краха. Я сам не знаю, как выдержал все. Ведь один остался.

— А там у тебя родня?

— Нет, никого! Все чужие. Но я не остался один. Там появился Никита и стал другом. Не только он, — потеплело лицо человека при воспоминании о Сосновке.

— Ну, почему уехал в деревню?

— Там спокойно, люди простые, бесхитростные. Они помогли успокоиться.

— Ты купил дом в деревне?

— Михалыч, такое покупкой не назовешь, заплатил символически. Старики к детям в город уезжали. Дом хоть даром бросай. В деревне теперь много пустых домов, но мой кирпичный. Отремонтировал его на загляденье. В нем постоянно жить можно. А коли нет, под дачу сгодится. Если доживу до пенсии, уеду в Сосновку. С нею ни один город не сравнится.