Я оставляю выбор за собой

Утром она смешивала в стакане две таблетки успокоительного (которые ей официально прописал психиатр из кризисного центра помощи матерям детей-инвалидов) и залпом выпивала. Потом купала Вареньку, давала ей кушать, а затем добавляла в детское питание две столовые ложки водки, и девочка засыпала.

Настя понимала, что она делает, она отдавала себе отчет, что губит собственное дитя, разрушая ей мозг, печень и иммунитет, но с другой стороны, а какая разница, если все равно все скоро умрут?

Себе же Настя запустила программу на самоуничтожение, чем больше пить и больше спать, тем скорее она в один прекрасный день просто не проснется.

На самом деле ни Настя, ни тем более Варя никому не были нужны: все друзья от Насти шарахались как от прокаженной, чудо-врачи официально отказались от лечения и даже реабилитации Варвары в пределах страны, а за ее пределами нужны были сумасшедшие деньги, которых у Насти не было.

Владимир Николаевич страдал исключительно о потерянном бизнесе и каждые пять минут обещал отвернуть мошеннику-соучредителю голову, так, естественно, ничего и не делая.

Ирина Михайловна «забыла», что у нее есть еще одна дочь и внучка, и все разговоры с подругами и родней вела исключительно о Ксюшеньке и ее будущем сыне.

Да, Ксения ждала мальчика.

Настя уже с утра была пьяная, вот только успокоительное она сегодня себе в стакан не подмешала, она сходила в душ, потом искупала Варю, которая лежала как очень красивая кукла, не реагируя ни на свет, ни на звуки, ни на прикосновения.

Варвара или спала, или надрывно кричала, или лежала, уставившись пустыми глазами в потолок, и это разрывало душу Насти на части.

Девушка уже сама была по ту сторону жизни и, если бы ее судьба действительно кого-то волновала, то Варвару надо было срочно отдавать в интернат, а Настю спасать в психиатрической клинике, дав ей пройти долгий и трудный путь реабилитации. Но до них никому не было дела, поэтому Настя пила сама и спаивала дочь.

Вот и сейчас она плеснула Варе водку в детское питание и принялась кормить малышку.

Каждый раз, когда она брала ее на руки, у Насти наступал ужас от понимания неизменной смерти дочери и полное отчаяние оттого, что ничего изменить нельзя. Она чувствовала себя виноватой за все: за рождение такого ребенка, за то, что у нее нет сил бороться дальше, организовывать сборы денег, ехать за границу, пытаться спасти Варвару, вместо этого они тихо и мирно уничтожают себя каждый день.

Настя покормила малышку, и Варя тотчас уснула, от водки она спала крепко и не кричала.

Телефон зазвонил в тот момент, когда Настя решала, выпить ли ей еще немного водки, чтобы перестала так сильно болеть душа, или дождаться встречи в кафе и там догнаться.

– Это Ксения, – звонила сестра, – я за тобой заеду в три часа, хорошо? Ты с Варей поедешь?

– Конечно, – хмыкнула Настя, – а куда я без нее?

– Ну, хорошо, – Ксения замешкалась, – надеюсь, она не станет сильно плакать и даст нам поговорить.

– Ага, – отмахнулась Настя, ей было все равно, и даже несмотря на то, что она жила на деньги сестры, она Ксению ненавидела. Впрочем, как и всех тех, у кого нет умирающего ребенка-инвалида.

– Ну, тогда я заеду, – Ксения это словно чувствовала и говорила, словно оправдывалась, – а то я… короче… мы… Короче, до встречи.

Настя бросила сотовый на диван, посмотрела на спящую Варю. Во сне ее дочка выглядела как ангел, длинные черные ресницы на белоснежных щечках, ровное дыхание, со стороны она напоминала обычного младенца. Но только Настя знала, нет, даже чувствовала, как медленно вытекает жизнь из ее ребенка.

– Мне надо еще выпить! – Настя сделала глоток из бутылки, оказывается, если не спать, то душа начинает болеть так, что хочется вырвать ее у себя из груди и растерзать в клочья.

И хотя до встречи в кафе оставалось еще три часа, Настя, вместо того чтобы лечь спать, начала одеваться и закутывать Варю на улицу.

Был май, погода с утра стояла просто сказочная, поэтому Настя собралась быстро, а чтобы больше не мучиться с коляской, засунула спящую Варвару в кенгуру.

Варя не держала голову и не будет держать ее и дальше, поэтому в кенгуру Настя подшила твердую плоскую подушку и зафиксировала головку ребенка резинками.

Они вышли на улицу, и Настя побрела, куда глаза глядят, у нее не было какой-то цели, она была сильно пьяна и поэтому просто шла вперед. Ощущение времени она потеряла, просто шла и сворачивала, шла и сворачивала, пока, наконец, не устала так, что стали дрожать ноги. Тогда Настя отцепила кенгуру, положила Вареньку на скамейку и сама села рядом, закрыв глаза – весеннее солнце нещадно ее слепило.

– Настя?

Это был даже не возглас, а вопль ужаса.

– Что ты здесь делаешь?

Настя медленно открыла глаза, перед ней стоял Андрей, в белом свитере и в джинсах, в руках у него были пакеты с продуктами.

– Чей это ребенок? – Андрей продолжал задавать вопросы, на которые Настя не отвечала.