Последующие подробности заимствованы из автобиографии, помещённой в Университетском словаре. По окончании курса учения Шевырёв продолжал жить в пансионе и посещал лекции университета, особенно профессоров Давыдова, Перевощикова, Каченовского и Мерзлякова. Он счёл за нужное заняться теми частями математики, которые были пройдены в пансионе не совсем обстоятельно, и слушал аналитическую геометрию трёх измерений у профессора Перевощикова. Греческим языком он продолжал заниматься под руководством учителя, грека Байла (учителя Веневитиновых, А. И. Кошелева и проч.), и с ним читал Гомера, Геродота, Демосфена, Лукиана, Платона. Он перевёл на русский язык разговоры Платоновы, особенно Протагора, Тимея и Федра. «Олинфийские речи» Демосфена и речь о венке, многие разговоры Лукиана. Перевод Лукианова Тимона был напечатан в 1825 голу, в «Мнемозине», которую издавал кн. Одоевский Чтением латинских писателей Шевырёв продолжал заниматься сам и прочёл с комментарием всего Вергилия, оды Горация и его «De arte poetica» [ «Поэтическое искусство» (лат.)]. Немецкая философия, особенно Шеллингова, которую привёз в Московский университет М. Г. Павлов и старался распространять И. И. Давыдов, сочинения немецких эстетиков и критиков и произведения немецкой словесности принадлежали к числу любимых его занятий. Писателей русских читал он в историческом порядке с выписками и замечаниями; «Историю государства Российского» изучал и читал вслух, постоянно с извлечениями. Славянская Библия была также его настольного книгой. Прилежание Шевырёва было всегда удивительное, и он работал без устали с утра до вечера.
Намерением Шевырёва было вступить в университет и выдержать экзамен прямо в кандидаты, чтобы далее идти путём степеней университетских; но, несмотря на ходатайство пансионного начальства, ему это не было дозволено, потому что он не был студентом, а вышел из пансиона прямо с аттестатом десятого класса. После тщетных усилий пристроиться к университету, Шевырёв определился декабря 31-го 1823 года в Московский архив Государственной коллегии иностранных дел, состоявший тогда под управлением Алексея Федоровича Малиновского. Здесь, разбирая старинные столбцы, Шевырёв приобрёл навык к чтению вообще древних рукописей. Библиотека архива, богатая старыми книгами, облегчила для него учёные занятия, особенно когда он поступил на вакансию библиотекарского помощника. Знакомство с К. Ф. Калайдовичем, трудившимся тогда в комиссии печатания грамот и договоров, принесло ему большую пользу. Отличное товарищество архива предлагало Шевырёву благородную сферу постоянных умственных и литературных занятий. Исчислим тогдашних архивных юношей, увековеченных Пушкиным в «Онегине»: Веневитиновы (Дмитрий и Алексей), Хомяков (Фёдор), Киреевские (Иван и Пётр), Мельгунов, Соболевский, Титов, Кошелев, Мальцов, Мещерские, Рихтер…
Другое общество, исключительно с литературным характером, к которому примкнул Шевырёв, было у переводчика Георгик и Тасса, С. Е. Раича. Там сходились по вечерам Ознобишин, Муравьёв (Андрей), Титов, Оболенский (В. И.), Андросов, Колошин (Пётр Иванович), Путята (Н. В.), Томашевский, я и многие другие, и делились между собой своими опытами. Шевырёв читал свои переводы с греческого и опыты стихотворений. Эти вечера привлекли просвещённое внимание градоначальника Москвы, кн. Д. В. Голицына, который посетил однажды общество в доме Г. Н. Рахманова, близ Никитского монастыря. Много толков было о журнале, которого программу представил Полевой (Н. А.), принятый в наше общество. Она не понравилась нам, и Полевой отстранился, объявив в следующем году подписку на «Телеграф».
К этому времени относится дружеское моё сближение с Шевырёвым. Занятия наши вскоре так переплелись между собою, что о них большей частию нельзя говорить раздельно, и я должен многие места этого рассказа заимствовать из собственных моих записок. Мы работали взапуски, читали, писали, переводили. Немецкая литература и Шеллингова философия были главным предметом наших занятий.
В 1825 году, возбуждённый примером «Полярной звезды», произведшей общее движение в литературе, я решился издать альманах «Уранию». Все московские литераторы, начиная с Мерзлякова, обещали мне своё содействие и надавали статей – Дмитрий Веневитинов, Тютчев, Дмитриев (М. А.), Строев, Снегирев, Раич, Ознобишин, Титов; Муханов (Павел Александрович) подарил драгоценное письмо Ломоносова; князь Вяземский достал даже от Пушкина несколько мелких стихотворений. Шевырёв принял в издании самое живое участие и поместил в «Урании» несколько переводов из Шиллера и Гёте и примечательное своё стихотворение «Я есмь». Приведём некоторые строфы: