Я отыщу тебя в прошлом

– Милая Элеонор, помнится, с «нашими» отношениями покончено с момента моего брака. Однако ты чересчур настойчива… Ты не находишь?

– Я поставила себя в щекотливое положение, приехав сюда только ради того, чтобы переговорить с тобой! И ты знаешь почему…

– Да? А что я знаю и почему? – Мне хотелось расхохотаться от такой наглости. Но тогда в гостиной появится мисс Лили, и незваной гостье не поздоровится.

– Артур, я не могу жить без тебя! – Она театрально вытерла слезу, а я чуть громко не захлопал и не закричал ей «браво».

– Нашла время разыгрывать передо мной челтнемскую трагедию! – Сквозь зубы сплюнул я. – И если ты забыла, я женат!

– Ты пьян! И не ведаешь, что говоришь!

А! Точно! Я пьян! Так… Где-то здесь стоял графинчик. Я медленно направился к столику. Плеснув себе янтарного напитка, тяжело опустился в кресло и осушил бокал до дна. Элеонор молчала. Я покосился на гостью:

– Будешь бренди?

Она брезгливо поморщилась.

Я равнодушно пожал плечами и налил себе еще.

– Артур, так нельзя! Ты знаешь, что о тебе говорят? Сумасброд Инсбрук возвращается!

– Да? Мило… А что ты встала и не садишься? Если ты нашла в себе силы гоняться за мной по ночам, то садись без приглашения.

– Но, Артур, – она вся затрепетала, – ты же не мальчик, чтобы о тебе сплетничали. И я не гоняюсь! Мне надо поговорить с тобой!

– Слушаю… Только чуть побыстрее, время спать!

– Бессердечный ты человек! – Она всхлипнула и снова села.

– Правда? Это хорошо! Бессердечным людям жить легче! – Мои губы сами растянулись в усмешке, но взгляд оставался жестким.

Леди молчала, провожая с ненавистью каждый выпитый мною бокал. Наконец она вздохнула:

– Прими мои соболезнования по поводу внезапной кончины твоей супруги. Но я ни за что не поверю, что тебя настолько подкосила эта смерть! – Тут же выпалила нахальная гостья, сверля меня взглядом.

– Не смерть, а предательство! Подлое предательство, – буркнул я, обозревая пустой графин. – А ты, если закончила… – Я перевел холодный взгляд на гостью. – Позволь дать тебе совет… Запомни, охота – прерогатива мужчин, так что, милая, тебе пора домой.

Элеонор в гневе вскочила. Я пошел к себе и на всякий случай закрыл дверь на замок. Снаружи что-то разбилось, раздался какой-то грохот, затем хлопнула входная дверь. Вот мерзавка. Видимо, это древняя китайская ваза в гостиной. Утром мисс Лили будет волноваться…

Я упал в кресло возле камина, схватившись за голову. Как же мне хотелось придушить эту прицепившуюся колючку и себя заодно.

Я знаю, что это по ее вине Джил решила уйти!

Душу вновь разбередили слова о «смерти» жены. Я глубоко вздохнул, но это не избавило от боли в груди.

Свет внешне сочувствовал моей потере, сказались старания пожилых матрон, виконтессы Клифтон и графини де Вер, представить наш брак в самых романтических тонах. Но в результате безумного одиночества я теперь с большим рвением искал утешения в картах. Пьяный, проигрывал столько, что это стал притчей во языцех.

Сколько лет я чинно придерживался рамок приличного поведения, как того требовало общество! Отец своими скандальными проигрышами навлек позор на нашу семью, так что после его смерти я всеми силами старался возродить состояние и родовую честь Инсбруков. После окончания войны с Наполеоном и продажи офицерского патента я проводил по полгода в тихом уединении родового поместья, пытаясь восстановить проигранное наследство. А появляясь в Лондоне, старался вести себя так, как подобает высокородному графу. А тут, сорвавшись словно с цепи, взялся порочить доброе имя и безупречную репутацию, благодаря которой в свете забыли о бесчинствах отца и деда, хотя последние события показали, что слухи об их скандальных похождениях живы и по сей день.

«Отца он уже переплюнул!»

«Кровь свое взяла! Я никогда и не сомневался…»

«А что вы хотели, с таким отцом и дедом?!»

Случались моменты, особенно в темные, бессонные предрассветные часы, когда внутри у меня все бушевало – эдакий кипящий котел из ярости, замешательства, обиды и ненависти к себе и Джил…

Матушка поседела, пытаясь вернуть меня к жизни, но все напрасно.

Однажды после особенно пьяной ночи, свалившись на пол, я нашел под матрасом картинку из альбома, нарисованную Джил. Там был изображен я. На коне. Она с такой любовью вывела каждый штрих, что эта картинка буквально согрела меня. Рассматривая свой портрет, я видел ее. Как она разговаривала, как лихо скакала на лошади, как рисовала, как с любовью целовала меня, как ласково щебетала с бабушкой…

Я взглянул в зеркало.

Боже! Во что я превратился: глаза налились кровью так, что не поймешь, какого они цвета, лицо стало землистым, как у мертвеца. Под глазом наливается синяк – последствие то ли драки, то ли неудачного падения… Не помню.

Надо что-то делать! Я встал и подошел к камину, на котором в шкатулке с драгоценностями жены лежали те теплые жемчужины.

Эпилог

Дул холодный ветер, вздымавший огромные гневные волны.