Я пацифист, девственник, трезвенник, вегетарианец

Я помню свое детство, в котором было насилие, когда я ударял, под видом игры или веселья, и когда меня били родители, отец один раз, а мать множество раз, поэтому я знаю что такое насилие и знаю насколько оно омерзительно. В том-то и беда, что я впитывал насильственное поведение взрослых, и осознал, что так поступать неправильно, только после своего совершеннолетия или чуть ранее. Я достаточно зла и глупости на себе испытал, чтобы ненавидеть зло и глупость. Помню, как отец вел меня в детский сад рано утром, нужно было идти на дальнюю остановку и ехать потом на троллейбусе полчаса, потом снова идти, отчего я капризничал, после чего отец отлупил меня, за то, что я медлил. И этот свой поступок он запомнил на всю свою жизнь, раскаиваясь. Память такое не забывает, один поступок может стать частью всей жизни. Впрочем, мать моя другого склада, она била меня за малейшее непослушание, за низкие оценки, за то, что я не реализовываю ее фантазии насчет успехов в школе и в обществе, помню, как она однажды отлупила меня отцовским армейским ремнем, я отчетливо помню ту огромную тяжелую звезду. Уже с раннего школьного детства армия била меня, посредством этого армейского ремня, словно руками безнравственной родины-матери. За что? За тройки, двойки, за непонимание, не идеальность решения задачи по математики, хотя и я учился в основном хорошо, только из-за страха боли и унижения. И самое омерзительное во всем этом то, что ребенок понимает, что насилие неправильно, оно доставляет боль, от него истерично плачешь, и при этом понимании, всё равно ребенок воспринимает это зло как должное, ведь это насилие совершает родной человек. Поэтому и государство творит любое зло, и граждане воспринимают это как должное и может даже необходимое зло, ведь от родины плохое не ждешь. Ведь учат же в школе, что родину-мать нужно любить и беречь. Что ж, за свою глупость я получил порцию насилия. Теперь же в ответ на глупость людскую я не творю насилие, я пишу мирные книги. Я делаю всё наоборот, хотя мог бы с легкостью стать как все они. Но я лучше. Пацифист лучше всех. Если бы меня воспитывали пацифистом, то я был бы мирным ребенком, но меня учили примером, что насилие допустимо. В этой допустимости насилия и всё зло, всё заблуждение людское. И хорошо, что я одинок, я другой, ведь будь я как все они, как мои родители, то я не был бы пацифистом. Но я пацифист.

Девственник

Люби одного себя.

Любовь совместима исключительно только с девственностью, только девственник может действительно любить. Я помню, как девушка, которую я любил, в знак благодарности поцеловала меня в щеку. Но только спустя десять лет я осознал, что в том невинном поцелуе была вся моя половая жизнь. В этом одном поцелуе было всё и потому ни о чем другом не стоит и мечтать. Я познал в этом поцелуе всю нежность, какая вообще возможна, всю женскую телесность и при этом я остался девственником. Любящим девственником. Это кажется уникальным явлением, хотя именно так, всё и должно быть. Когда по-настоящему любишь, тогда всё телесное половое отступает, не имеет значения. Хотел ли того полового познания? Нет, не хотел, я в любви вижу неприкосновенность. Но на ее выбор я не мог повлиять, тот поцелуй был внезапным. Странно, но на том месте, на моей щеке потом выросла родинка, словно напоминание. В то время как другие люди осуждают меня за девственную жизнь, всё потому что они не знают о том, что у меня уже всё было, в том поцелуе было всё, и большего не нужно. Они так думают, потому сами ненасытны, им всегда нужно больше, они не умеют наслаждаться моментом, не умеют жить воспоминанием. Я же в свой черед спокоен, ведь я испытал на себе телесность любимого человека, и что самое главное, я не утратил свою девственность. Это и есть девственная любовь. Я достиг идеала в своей любви, как в телесном плане, так и в нравственном.