«Я плачу только в подушку». Откровения «первой леди СССР»

На совещании прошлась по нашим деятелям, которые любят заманивать к себе артистов обещанием московской прописки. Особенно злоупотребляют этим эстрадники. Берут пример с Утесова. Сначала раздают обещания, а потом обивают пороги с метровыми списками в руках. Артисту срочно нужна жилплощадь! Кому-то удается помочь, а кому-то нет. Все просят, не только я, а дома строятся по плану. Возникают обиды, склоки, кляузы пишутся. Предупредила, чтобы в будущем году сверх лимитов ни на что больше не рассчитывали. Терпение мое иссякло. Так и сказала: «Нужен вам этот талантливый-расталантливый артист? Жить без него не можете? Так прописывайте на свою площадь!» А то странно получается. Взять хотя бы Утесова. Его оркестр постоянно на гастролях. Для чего новому артисту выбивать жилплощадь в Москве? Он же в ней за год трех недель не проживет. Пусть остается прописанным у себя, где-нибудь в Воронеже, и оформляет командировку в местной филармонии. Но тогда этот артист еще подумает – а надо ли ему у Утесова первым с конца на заднем плане быть? А за московскую прописку согласится. В том-то и дело.

Когда-то Никита Сергеевич обещал за десять лет решить жилищный вопрос по всей стране. Коммунизм он тоже скоро обещал, но до коммунизма нам еще ой как далеко.

5 ноября 1972 года

С содроганием вспоминаю то время, когда Комитет по культурным связям с зарубежными странами был отдельной структурой[146]. Мало того что каждый документ, касающийся выезда за рубеж или приглашения иностранных артистов, приходилось составлять в двух экземплярах, так еще у меня были постоянные трения с Романовским

[147]. Ему почему-то казалось, будто я не понимаю тонкостей международного общения. Он постоянно пытался поучать меня. Если меня учат по делу, я не имею ничего против. Но не выношу, когда поучения делаются только ради поучений. Я мечтала, чтобы Романовского куда-нибудь перевели, но получилось так, что его послали в Норвегию, а комитет передали министерству культуры. Романовского погубила его близость к Шелепину[148]

. Иногда от всех этих подковерных интриг бывает польза. Жаль, что редко. Труднее всего было объяснить зарубежным партнерам, почему наши с ними договоренности надо проводить через Комитет. «Разве в Советском Союзе министр не главный начальник?» – удивлялись они. Приходилось изворачиваться, говорить о коллегиальном принципе руководства и т. п. В 1963-м я предлагала передать Комитет моему министерству, но тогда меня никто не поддержал. Напротив – раскритиковали за «нездоровые тенденции». Хочу, мол, подмять все под себя и стать царицей. Именно тогда Суслов назвал меня «Екатериной Третьей». Я бы посмеялась, если бы не понимала, чем грозит подобное прозвище. Суслов никогда не говорит чего-то лишнего. У него все по делу, все со смыслом. Если кого в ЦК и боюсь по-настоящему, то это его. Он безжалостный. А я не люблю безжалостных людей. Если мы не станем жалеть друг друга, то кто нас пожалеет? Суслов плохо влияет на Брежнева. Я хорошо знаю Брежнева. Помню его совсем другим, не таким, как сейчас. Как будто два разных человека. Иногда думаю – неужели и я так сильно изменилась? Стараюсь быть добрее. Понимаю, что когда меня не станет, долго будут помнить только хорошее. Хочется, чтобы меня помнили долго. Меня пугает забвение. Я не тщеславна. Просто я хочу, чтобы меня помнили. Я много раз была свидетелем тому, как уничтожается память о человеке. Вчера аплодировали, носили на руках, а сегодня никто и не вспомнит. Я начинала работать в ЦК ВЛКСМ при Косареве[149]. Тогда его знала вся страна. А кто сейчас его помнит? Да что там далеко ходить – молодое поколение не знает, кто такой Маленков.

14 ноября 1972 года

На коллегии разбирали работу замначальника управления культпросвета[150]. Развалила работу и пыталась оправдать свою халатность личными обстоятельствами. На мой взгляд, это худшее, что можно сделать в такой ситуации. Виновата, так принимай критику к сведению и исправляй ошибки. Не хочешь исправлять – скатертью дорога. Есть кем заменить. Я не люблю увольнять людей и всегда даю возможность реабилитироваться. Это надо ценить. И что это за «тяжелые личные обстоятельства»? Развод с дележом квартиры? Неприятность, конечно, но не такая, чтобы из-за нее пренебрегать работой. Работой вообще нельзя пренебрегать. Ни при каких обстоятельствах. Не выдержала и выступила с рассказом о себе. О том, как трудно было мне, когда родилась дочка. Тогда вдобавок ко всему была война. Но никакие личные обстоятельства на моей работе не сказались. А тут, видите ли, люди не могут четыре комнаты разменять. Прекрасно понимаю, к чему был упомянут размен квартиры. Вдруг Фурцева пожалеет и поможет с жилплощадью для бывшего мужа, устроит его в кооператив. Тогда и квартиру разменивать не придется. Странно, что, зная мой характер, люди позволяют себе подобные намеки.