Я побит – начну сначала! Дневники

Через чувство энергия воздействия, ее КПД, невероятно возрастает – это механизм природы (это единое кровообращение с искусством), воспитанное чувство – база. (Роль в фильме «Мертвый сезон» – нравственность сделала человека героем; роль в фильме «Звонят, откройте дверь!» – нравственность, чистота сделала человека самым искренним пропагандистом идеи старых пионеров, людей, верных восхищению своим идейным позициям детства. Роль предателя Тереха[28] – истоки ее полного духовного опустошения и глубокая, бесконечная безнравственность! Или безнравственность злодея Бармалея – «Ты знаешь, какой я подлец?! Я способен на любую гадость!».)

От отсутствия мира чувств и Нос может отделиться и пойти по городу, и даже чувство любопытства, инстинкт, ведущий людей по пути прогресса, развития, не поможет – «посадють!» – подумает жена; «это не к нам» – скажут в газете; «завтра зайдешь» – скажет полицейский, а сам ты, человек, скажешь: «интриги», а низший чин получит четвертной.

Сегодня этот вопрос острее, чем всегда. «Мы поклонились прагматизму мысли, и математика приобрела почести религии» (реплика в картине «Здравствуй, это я!»), отсюда качнулись к истерическим гороскопам, суевериям – это все нам в наказание. Бунт против рационализма как способа психологии мещанина.

Научность попала в объятья к мещанину, это его изобретение – бесстрастное число! Бесстрастная и беспристрастная наука.

Искусство попало в объятье к мещанину, и мы вырвем его тогда, когда устремимся к воспитанию чувства.

Я занимался этим все десять последних лет. «Черепаха» – «Телеграмма» – «Автомобиль» – «Нос».

Я понял, что дальше трудно. Надо показывать мир взрослых. Это есть опыт, это есть. Героя воспитывать лучше на примере Чапаева, чем на примере пионера Вовы, который не испугался хулигана Васи и защитил девочку Таю.

Даже на мушкетерах лучше.

12.04.79 г

А вот как быть с любовью? Нет, я не разочаровался в своих героях, в чистых улицах золотой осени, но теперь, когда я вижу километры этих кадров, я чувствую себя преступником, виновным во всех отвратительных кадрах эпигонов (выразить мысль тактичнее).

Детская любовь – святая. Она всегда несбывшаяся. От этого многое рождается. Но проблема детской любви – это выбор дороги, познание мира чувств, включение третьего измерения мира, которое одно-единственное может дать человеку его объем, его живое отражение.

И тут я понял остановку. Невозможность двигаться дальше. И сейчас вижу для себя выход, чтобы продолжить эту тему, вводя ребят в мир взрослых, в мир забот, будней, семьи, материнства.

Я читаю письма – неверие! Бездуховность! Рядом с верой – неверие! Рядом с восторгом – цинизм, надо выстрадать свою верность. Надо выковать себя, воспитать.

(Письма, письма, письма…)

Финал: детям нужно очень многое – герой, утверждение радости жизни, оптимизм и фантастика, и сказка, и проблемы – и через детские проблемы, учеба их постигать («Друг мой, Колька»), и лес, и поле, и сад, и завод.

Но я острее острого чувствую необходимость однажды поговорить с ними о таких интимных вещах жизни взрослых, как замужество, любовь, страсть, будни, семья, бюджет, развод, муж и т. д. Я не боюсь, что потревожу их безвинность – они уже играют в это. «Папа, – говорит трехлетняя девочка папе, – давай играть в мужа и жену, ты мне будешь говорить, а я на тебя буду кричать».

И среди весенних надписей «Коля + Жанна = любовь» можно уже прочитать: «Таня + Петя = развод!» Дети не слепые, не болваны, не недоумки – они все видят. У себя, у соседей, в школе, в пионерском лагере – везде. С ними говорит жизнь. Должно говорить и искусство.

21.04.79 г

Л.Н. Толстой был свободен от необходимости взвинчивать энергию мысли до фантастического – огромная энергия его гения при нормальной температуре постигала неведомое в жизни, но… неведомое оставалось загадкой, разрешение которой Л.Н. Толстой считал чуть ли не пошлостью. Он не суетился перед загадками, насилие над непознаваемостью многих законов жизни как бы раздражало его. Он вроде бы отвечал на такие вопросы тоном спокойного человека:

– Что это? Известно что – загадка! (Она на то и загадка, чтобы каждый отгадывал по-своему. Отгадать-то все равно нельзя, кто отгадал – наврал, или это и не загадка была, а так…)

Л.Н. Толстой был органичен, и когда выходил на «Холстомера», то ничуть не изменял своим принципам и не морочил голову – он писал человеков.

Франц Кафка написал таракашку, но не в этом дело: у Кафки про человеков совсем другое написано. (Не противоположное, а именно совсем другое и про другое.)

И Н.В. Гоголь писал про другое, и А.П. Чехов, и М. Горький… Не могло это нравиться Льву Николаевичу, раздражало его. Слишком многое оставалось в нем своего, несделанного, необъятного. Что ему было до объективных достоинств других, которые не помогали ему разобраться в своих делах.

Мы так необразованны в сфере чувств, что даже врачи грубо обрывают нас: «Что вы знаете о психической и даже духовной жизни человека?!» И они правы, эти медики: мы в мире чувств еще в доисторическом периоде.