Я погиб в первое военное лето

Старший лейтенант Рандалу, командир батареи, рассказал нам однажды вечером историю про то, как его принимали в офицерское собрание. При каждом гарнизоне имелось офицерское собрание соответственно роду оружия, и у каждого собрания было свое правление, распорядитель, суд чести и тому подобное. Разумеется, у казино с буфетом, в котором барменом был солдат. Я один раз заходил в казино: полковник забыл в штабе ключи от квартиры, относил ему. Наш старик в одной рубашке играл на бильярде с каким-то капитаном, очевидно, на пиво, потому что маленький столик рядом с бильярдом был заставлен бутылками. Ну ладно. Рандалу начал службу в гарнизоне молодым офицером, и теперь на повестке дня стоял его прием в офицерское собрание артиллеристов. Офицеры сидели за празднично накрытым столом, распорядитель собрания майор Кириллов (в гражданскую войну под Псковом он вместе с батареей перешел к белоэстонцам и, плохо ли, хорошо ли, говорил по-эстонски) представил Рандалу. Дальше должно было последовать испытание: принимаемый, стоявший у торца стола, обязан выпить "полковника", то есть чайный стакан водки, затем на четвереньках проползти под столом, и на другом его конце, если мне не изменяет память, ему полагалось осушить второго "полковника". После такого возлияния нужно было суметь пройти не покачнувшись. Только тогда офицера объявляли членом собрания.

Рандалу, который родился в бедной крестьянской усадьбе, впроголодь учился в гимназии, потом с отличием окончил военное училище и, еще будучи кадетом, обратил на себя внимание как хороший наездник-спортсмен, от такого испытания отказался. Он сказал:

- Господин майор, господа офицеры, этого я делать не буду. Для меня, как офицера республики, неприемлемо выполнение отживших, оскорбительных традиций царской армии. А водку я пью, когда мне хочется и столько, сколько мне хочется.

Разразился настоящий скандал, однако большинство офицеров все же оказалось на его стороне, и Рандалу был первый молодой офицер, которого освободили от этого унизительного ритуала.

Вряд ли когда-нибудь в другое время мы услышали бы эти истории, но война нас всех одинаково заставляла спать в лесу, хлебать баланду из одного котла и вместе обсуждать темы, неизвестно откуда вдруг возникавшие.

- А где майор Кириллов сейчас? - спросили мы.

Выяснилось, что в армии он уже не служит. Работает в Тарту строительным десятником, ребята его видели.

(Но я никогда уже не узнал, что Кириллов вступил в Эстонский легион фашистской армии и был убит в этой войне случайным снарядом нашей артиллерии.)

13

Сегодня после обеда мы стреляли по свиньям.

Мы оказались в довольно крупном государственном имении. Это совхоз. В нем никого не было, не считая нескольких стариков и старух. Стадо, очевидно, угнали, а свиней выпустили в лес. Красивый высокий сосновый бор ими кишел. Выходит, что свиньям война принесла свободу. Но ей, свободе, почти всегда приносились в жертву жизни. Так было и на этот раз: вскоре в лесу стали раздаваться выстрелы. Чуть ли не каждый орудийный расчет подстрелил себе хавронью. Оставшиеся в живых с хрюканьем удрали поглубже в лес.

Смешно было после этой стрельбы смотреть на нашу походную колонну. Не только на передках орудий, но и на поднятых сошниках растянулись хорошенькие розовые хрюшки. На первом же привале для приема пищи вся посуда у поваров была занята здоровыми кусками свинины. И каждый брал, что ему нравилось. Плохо только, что у нас было маловато соли и хлеба.

Пресное мясо в наших животах, привыкших к скудной пище, скоро начало урчать и требовать выхода. К счастью, этот пир во время чумы кончился довольно быстро, потому что от непосоленного мяса уже на следующий день пошло зловоние, и мы опять вернулись к нашей повседневной солдатской бурде, которая быстро восстановила нормальное пищеварение.

14

Утром мы пришли в какое-то селение, кучно расположенное на восточном берегу небольшой реки. Через реку был перекинут довольно новый с виду мост, справа от него находилась базарная площадь с прилавками и фанерными будками, выкрашенными в голубой цвет. Торговля шла полным ходом: продавали мясо, ягоды, грибы, овощи - все то, что всегда продается на базаре.

- Коли мир, так мир, - решил Рууди и выудил из кармана брюк губную гармонику. Одним прыжком он оказался на обозной повозке, бросил карабин рядом с собой на поклажу, удобно перекинул ноги через задок и продул гармонику.

Потом он минутку подумал, по его дочерна загоревшему лицу пробежала знакомая усмешка. Так, песня выбрана. Над сутолочной площадью понеслась залихватская мелодия: Рууди играл, насколько хватало легких. Мало того. Эта мелодия была на слова, которые Рууди не мог не спеть. И над суетой рынка зазвучала берущая за душу эстонская песенка:

Эх, жизнь моя пропащая, день-деньской я пьян.

Жена моя гулящая, сын мой хулиган.

Паузы между куплетами сопровождались гармоникой. Разумеется, у Рууди не было жены, тем более гулящей, еще того меньше хулиганящих детей. Но жизнь была пропащая! Еще пуще, чем у человека, когда-то сочинившего эту мрачную песню.