Читаем Я погиб в первое военное лето полностью

Из нас наспех составили подразделение, чтобы прикрывать мост. Нас двадцать один человек и два орудия, нами командует лейтенант Рокс, с нами и политрук Шаныгин. Этот огневой взвод сформирован на ходу, повезло тем, кого нет с нами. Из ребят мне ближе других здесь Ийзоп.

За спиной у нас на песчаной пустоши метров пятьдесят низкорослых сосновых саженцев, дальше тянется отвесный берег большой реки. У его подножия широкая, метров в десять, песчаная полоса с густой ивовой порослью. За ней глубокая река, метров двести шириной, и другой берег, там центр большого совхоза, который немецкие самолеты часа два назад бомбили. Часть домов горит. Слышен треск сухих бревен.

Полк уже давно на той стороне реки, километрах в трех-четырех отсюда. Лейтенант Рокс, командир нашего прикрывающего взвода, переправил через реку и наши упряжки. Если мы поляжем здесь, лошади неизбежно или погибнут в зарослях, или попадут к немцам. А если нам удастся удержать мост, они смогут перейти реку обратно и прийти за нами. Один из наших наблюдателей на другом берегу. Ему нас не видно, но, если он услышит, что мы больше не стреляем, то сможет добежать до полка и доложить, что нас больше нет...

Мы защищаем мост через широкую русскую реку, названия которой мы не знаем. В сущности, это даже не мост, а временная переправа, которую навели саперы: поверх толстых продольных бревен плотно настланы поперечные балки. Он выдерживает небольшие грузовые машины, обозные повозки и даже пушки, хотя тут балки, пригибаясь, погружаются в воду. Перейти с лошадьми было непросто, потому что ноги у них застревали в щелях между бревнами. Все-таки перебрались. В мирное время здесь ходил паром, который стоит сейчас привязанный к другому берегу.

На западном берегу, наверно, еще остались войска, поэтому необходимо эту переправу защищать до последнего мгновения, пока ее не взорвут саперы. Заряды у них уже заложены. Несколько часов назад немец переправу бомбил, но не попал, только поджег совхоз на том берегу.

Перед нами на дороге вздымается пыль, огонь пулеметов и разрывы мин намного приблизились. Нет, это не немцы, в бинокль идущих хорошо видно.

Приближается весь в мыле, загнанный, жалкий пехотный обоз, лошади с кровавыми потертостями от неподходящей упряжи. В нем и колхозные телеги, поклажа на возах плохо уложена, наверно, в последнюю минуту. Половина обоза с ранеными. Загнанных кляч подстегивают ездовые, трусящие рядом.

Потом бегом бежит колонна пехоты, по всей вероятности, остатки батальона, если не полка, заросшие лица, серые от пыли, на лбу и щеках посверкивают струйка пота, поверх затвердевших от соли гимнастерок скатки, на ремне винтовки со штыком. Ни одного автомата. Подразделением командует белокурый лейтенант, совсем еще юноша, он бежит рядом с прихрамывающими, пыхтящими солдатами, в глазах у него бесконечная усталость и безразличие.

- Уходите! - кричит он нам. - Мы последние!

- Лейтенант, - кричит ему Шаныгин, - дайте нам один взвод и один пулемет. Мы должны до последней возможности удерживать подходы к мосту.

- Стой! - командует лейтенант. Колонна неохотно останавливается - ведь спасение близко, дорога каждая секунда. Однако пулемета у них нет.

- Как? Артиллерия здесь единственное прикрывающее подразделение? удивляется запыхавшийся лейтенант.

- Именно так, - отвечает Шаныгин, - мы ведь не знаем, есть ли еще впереди пехота. Дай мне людей, нас всего два десятка.

Обоз уже подъехал к переправе.

Беспомощно смотрит лейтенант на свои разорванные на коленях брюки, на тяжело дышащих, смертельно усталых солдат и ничего не говорит. Он и не успевает ничего сказать, потому что воздух вдруг сотрясается от падающих мин. Грохот разрывов, клубы пыли, вой осколков, люди мгновенно рассредоточиваются. Часть из них сразу же вскакивает на ноги и бросается к переправе, никакая сила не способна их остановить, потому что это уже паника. Мы не замечаем, как кое-кто из нашего подразделения в двадцать один человек присоединяется к тому потоку. Через пять минут нас только десяток.

Новый огневой удар, и снаряды на этот раз ложатся ближе к нашим орудиям. Осколки звякают по щитам, шлепаются в кусты.

Совсем неожиданно слева от нас начинает строчить станковый пулемет немцев. Он метит в переправу, но прицел взят слишком далеко, дорожку пуль отмечают взлетающие рядом с переправой крохотные столбики воды. Пауза. Прицел уточняют. Теперь недолет, пули чертят дорожку справа от переправы.

Обоз и первые пехотинцы уже по ту сторону реки. У нескольких лошадей ноги провалились между бревен, телеги дергаются на месте, бегущая пехота пытается их обойти. Мгновение тишины, и пулемет начинает бить по переправе, люди падают в воду и на бревна настила, кое-кто пробует спастись вплавь, но человек с полной выкладкой тяжел, а течение в середине реки довольно быстрое...

Третий огневой удар... На этот раз снаряды пролетают над нами и ложатся на береговой склон, на подход к переправе сыплется туча жужжащих осколков.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное