— Ну, здесь он явно ошибся… Зэкари Эмбервилл тоже ведь мог ошибаться. Да что там, даже я — и то иногда ошибаюсь, — заключила Лили с еле заметной улыбкой, в которой облегчение от сделанного признания соперничало с иронией.
— Твоя беда, мама, в том, что ты хочешь, чтобы последнее слово всегда оставалось за тобой, и по любому вопросу, — заметила Мэкси.
— Так же, как и ты!
— Вот именно. Как и я. Господи, да поцелуй же меня, мама!..
— Послушай, Тоби, — обратилась Мэкси к брату, — ты не будешь очень переживать, если мы с Анжеликой переберемся с твоей верхотуры куда-нибудь в другое место? Теперь, когда с работой у меня все вроде бы в порядке и деньги я получаю исправно, квартплата больше не проблема. Мне не надо ничего особенно роскошного, просто немного попросторнее, чем здесь. Ну и, конечно, встроенные шкафы и место и для Анжелики и тех немногих безделушек, которые у меня есть.
— «Немногих»? Ну, знаешь, «немного» и ты — понятия не совпадающие, — тут же отреагировал Тоби.
— Раньше. А сейчас все будет по-другому, — не уступала Мэкси. — Ты же знаешь, что с аукциона так ничего и не продали. Даже мебель — и ту не смогли пока продать. Я решила обходиться лишь самыми любимыми из своих вещей. Сейчас я научилась жить без всех этих предметов роскоши, так что попытаюсь перейти на более скромный образ жизни… Оставлю парочку-другую антикварных вещиц, которые впишутся в интерьер моей новой квартиры, — и все. Конечно же, мне будет необходим первоклассный дизайнер…
— Избавь меня от планов своего обустройства! — взмолился Тоби. — У тебя, слава богу, есть для этого Людвиг и Бицет, с ними и обсуждай. По-моему, они всегда и занимались твоим декором?
— Да, до сих пор так и было. Но сейчас я созрела для перемен.
— Но разве не безумие браться за работу, которая потребует от тебя всей жизни, и одновременно заниматься переустройством нового жилья?
— Ну, так бы я вопрос не ставила, — возразила Мэкси.
Тоби полулежал на своем любимом стуле, задрав ноги, и его раненая рука висела на перевязи, на которую Инди, безжалостно орудуя ножницами, не пожалела одну из столь обожаемых ею вышитых наволочек, хотя Мэкси и пыталась предложить ей для этой цели любой из своих шарфов.
— Так или иначе, — заключила она, — нам все равно надо перебираться. Кризис окончился. Больше всего пострадает Анжелика, поскольку ей у тебя очень нравится. А ее «войску» нравится твой бассейн.
— Было бы неплохо, если бы ее «воины» приносили с собой каждый по полотенцу. Но они почему-то их всегда забывают, — задумчиво заметил Тоби.
— Если честно, то мне тоже не слишком хочется от тебя уезжать, — произнесла Мэкси, пропустив слова брата мимо ушей. — Здесь наверху так уютно. А те объедки, которые нам перепадают, гораздо вкуснее, чем сами блюда… А насчет моей работы ты совершенно прав. Врагу не пожелаешь. Да у меня даже не остается времени, чтобы заниматься поисками приличного жилья. И не будет оставаться, пока я как следует не войду в курс дела. Придется теперь приходить на работу раньше, а уходить позже всех, не говоря уже о том, чтобы работать по уикэндам.
— Не глупи. У тебя просто припадок, — оборвал ее Тоби. — Припадок глупости. Обычно он случается с теми, кто столкнулся с какими-нибудь серьезными переменами в своей жизни. Особенно с такими людьми, как ты, которые живут по принципу: «Все или ничего». Для вас ведь не существует компромиссов, половинчатых решений или постепенных подходов. Теперь ты заклинилась на своей работе. А раньше точно таким же «обвалом» была вечная гонка за удовольствиями, когда у тебя не оставалось времени ни для чего другого. Вот и сейчас не будет ни одной свободной минуты.
— Чтоб ты знал, моя заклиненность на работе, как ты только что изящно выразился, вызвана тем, что работа — это самое замечательное удовольствие, которое я когда-либо испытывала! — выпалила взбешенная Мэкси. — А твой блиц-анализ просто гнусность.
— Разреши напомнить тебе, что существует еще и личная жизнь. Между прочим, тебе нет даже тридцати, — спокойно заметил Тоби.
— И чего это вы все вдруг напоминаете мне о моем возрасте?
— Тридцать… — продолжал Тоби. — Самый расцвет жизни. Особенно, как я это себе представляю, учитывая твое скандальное прошлое. И вполне естественное тяготение к мужскому обществу.
— Мужчины! — презрительно фыркнула Мэкси.