Я помню музыку Прованса

Люсьена отщипывает кусочек корочки и кладет в рот крошку. Вот бы и ей кто-нибудь в свое время поднес мед со спичками! Но у Неба есть свои любимчики. Глядя куда-то вдаль, она отламывает краюху хлеба. Все одно мальчуган, которого сейчас балуют в лучших провансальских традициях, через пятнадцать лет будет среди ночи будить жителей Сент-Амура пальбой из выхлопной трубы своего мопеда, Люсьена голову дает на отсечение. Странное нынче время, как подумаешь…

Она садится на отшлифованный годами камень прачечной. У нее ноет бедро, а журчание воды немного успокаивает. В последнее время по ночам ее обступают темные призраки и бессонница забирает жизненную силу. А Люсьена не из тех, кто без конца меряет давление. «Не то что Мирей!» – думает она, растирая ногу узловатыми пальцами. «Работа – это здоровье», – любит повторять Люсьена.

Она боится себе признаться, что ее беспокоит странное ощущение в груди, как будто там застряла оливковая косточка и разбухает, разбухает. В ушах шумит, сердце часто бьется. Люсьена окунает руки в прохладную воду и, глубоко вдыхая, кладет их на щеки. Уже второй раз за этот день силы покидают ее. Утром в церкви, когда она присела на скамью перевести дух, в ризницу вошел отец Мариус.

Он так чуднó на нее посмотрел и спросил, как она себя чувствует. В тот момент она готова была все отдать, лишь бы он ушел. В последнее время у нее странное ощущение, будто он хочет из нее что-то вытянуть. Ей кажется? Или он заметил ее лихорадочное состояние? Суеверная Люсьена задумалась, не умеет ли кюре читать мысли.

Она боится ходить на исповедь, особенно после истории с фотографией. А если отцу Мариусу удастся ее разговорить? Она злится на себя. «Вот ведь дура!» – твердит она себе с утра до вечера. Надо же было выдумать кузена! Поль, погибший двоюродный брат, что может быть глупее!

Люсьена вынимает из-под поношенной блузки черно-белую фотографию и нежно гладит улыбающиеся лица. Как они были молоды… А она… Люсьена вспоминает, какой была в детстве. Взбалмошная уродина, не заслуживавшая ничего, кроме того, что дала ей жизнь! Люсьена стискивает зубы, ругая себя с новой силой. Чем все это кончится?

1944 год. Лето, когда мне исполнилось пятнадцать, выдалось знойным. Горожане потянулись в горы в поисках прохлады. У всех были ушки на макушке: из достоверного источника (отец состоит во Французских внутренних силах[35]) стало известно, что союзники скоро высадятся. Американцы уже ступили на песок Нормандии

[36], но немцы по-прежнему удерживают наш Юг. Дни летят, неизвестность и пугает меня, и радует. Мне пятнадцать лет, и мое сердце так и колотится от предвкушения необыкновенных приключений.

Правду сказать, скучать не приходится! Часто звучит сигнал воздушной тревоги – мы выходим из убежища только на мессу, в кино и за покупками. Прильнув к радиоприемникам, считаем дни. Что принесет нам утро?

Как-то вечером в небо взлетают три красные сигнальные ракеты. Отец приказывает нам идти в убежище. Союзники предупреждают, что самолеты уже в пути! Деревня ликует. Но только не я. Я так ждала танцевального вечера 15 августа![37]Молча злюсь – теперь уж точно война нас лишила всего!

Отец требует, чтобы мы держались подальше от окон, а мама ставит на огонь рагу. Отец ее ругает. Она хочет, чтобы ее убили? «Мы и так редко едим мясо, не пропадать же ему», – отвечает мама. И между взрывами помешивает в кастрюле деревянной ложкой.