Я помню тот Ванинский порт: История великих лагерных песен

О «краснухах» можно рассказывать ещё очень долго и подробно, но это увело бы нас от основной темы. Обратим лишь внимание на строки «две доски вместо мягкой постели» (в некоторых вариантах — три доски). Две или три — не столь важно, поскольку варианты допускались так же, как и с двухъярусными и трёхъярусными нарами и даже с устройством параши (Туманов вспоминал, что в их «краснухе» отхожим местом служила бочка). А вот на что внимание действительно стоит обратить, так это на сами доски. В отличие от «столыпинских», как следует обработанных, в «телячьих» вагонах нары сбивались чаще всего из неструганых досок. Об этом пишут многие узники ГУЛАГа (С. Крапивский, Я. Бардах и др.). А Владимир Пентюхов в мемуарах «Как я стал абезьяном» на досках останавливается особо:

«Телячьи вагоны были… оборудованы под длительное жильё. В них, двухосных, были устроены вдоль стен из неоструганых досок нары.

Нары были голые. Ни сена на них, ни соломы. И после первой же ночи наши “бравые воины” начали кряхтеть и стонать. Их локти, колени и бока оказались нашпигованными мелкими занозами, которые вызывали боль и зуд. На остановках поезда мы вынуждены были, вооружившись иголками, выковыривать их из собственного тела. На одном полустанке, неподалёку от насыпи, я нашёл кусок старого брезента, отмял его от грязи и приволок в вагон. Проблема подстилки для меня и брата была решена».

«Кто решится рискнуть головой?»

А теперь выглянем из вагона наружу. В одном из вариантов поётся:

Здесь на каждом вагоне конвой

Ощетинил свои пулемёты,И прожектора луч голубойОсвещал нам леса и болота.

«Столыпинские» вагоны не были оборудованы особыми прожекторами. А вот с «краснухами» — дело другое. Росси упоминает, что ночью они освещались прожекторами, установленными на головных вагонах. То же самое отмечает и Крапивский: «На люки навешивали железные решётки, тормозные площадки превращались в наблюдательные вышки, на крышах вагонов устанавливались прожекторы, специальная сигнализация, телефонная связь».

Василий Гроссман в повести «Всё течёт» поясняет, что прожекторы служили для пресечения побегов: «Для тех, кто, проломав потолок, лезет на крышу вагона, установлены кинжальные прожектора — они пронзают тьму от паровоза до хвостового вагона, а пулемёт, глядящий вдоль эшелона, ежели по крышам побежит человек, знает своё дело».

Вообще в составах из «телячьих» вагонов была предусмотрена особо строгая система противопобеговых мер. Побеги из «Столыпиных» практически исключались, а вот из «краснух» как раз пытались бежать довольно часто. Именно поэтому, как пишет Росси, вагоны дважды в сутки останавливались в пустынном месте для поверки. Внутрь заскакивали, как правило, двое конвоиров без оружия, но зато с деревянными молотками-киянками. Всех арестантов сосредоточивали в одном конце вагона, а затем поодиночке перегоняли в другой конец, пересчитывая при помощи удара молотком по спине. Во время таких проверок также из вагонов выносили умерших и хоронили поблизости от насыпи. Гроссман пишет, что эту процедуру проводил один надзиратель, который «ловко перегоняет помеченных заключённых из одной части вагона в другую, и, как бы стремительно ни кидался заключённый, вертух успевает поддать его палкой по заднице или по кумполу». Всё это время двери вагона оставались открытыми, так что заключённые находились под прицелом автоматов.

Разумеется, проверке подвергался и сам вагон: «На некоторых остановках охрана выводила нас из вагонов на насыпь, окружённую конвоем с собаками. Наряды поднимались в вагоны, деревянными молотками простукивали пол, стены, крышу — нет ли признаков замышляемого побега, загоняли всех снова в вагон и теми же молотками колотили замешкавшихся. Конвоирам даже доставляло удовольствие обрушивать на последних молотки. Под их руку никому не хотелось попадаться. Все влетали в вагоны как сумасшедшие» (Вадим Туманов). Заметим, что практика лупить по спинам замешкавшихся арестантов в жаргоне имеет саркастическое наименование — «развод без последнего». По лагерным легендам, на колымских командировках последнего зэка конвой забивал или пристреливал — чтобы остальные выполняли команду пошустрее…

Также перед каждой остановкой, когда поезд замедлял ход и возникала возможность побега заключённых, конвойные спрыгивали на ходу, окружали поезд и сопровождали его, захлопывая до отказа двери (во время движения позволялось оставлять щель для дополнительной вентиляции вагона) и укрепляя дверные болты. Таким же образом охранники бежали и запрыгивали, когда состав набирал ход.

В общем, казалось бы, всё было сделано для того, чтобы узник не мог вырваться на волю. Как поётся в одном из вариантов «Спецэтапа»: