Я – посланник

Тут я должен дать вам справочную информацию. На самом деле Ричи зовут совсем не Ричи. Его настоящее имя Дейв Санчес. А Ричи мы его прозвали из-за татуировки на правом плече: вроде как Джими Хендрикс, но этот Джими больше похож на Ричи, в смысле, на Ричарда Прайора. Все смеются и твердят, что нужно на левом плече сделать татуировку с Джином Уайлдером – имидж будет идеальным. А ведь и правда, отлично они на пару играли! Вы видели «Психов в тюряге» и «Ничего не вижу, ничего не слышу»? Вот именно. Офигительный дуэт, чего там…

Правда, есть один нюанс. Ричи лучше не говорить про Джина Уайлдера. Не советую. У парня начинается натуральный маниакальный психоз. А если Ричи еще и пьян – вообще труба.

Что я могу еще о нем рассказать? Кожа смуглая, усики никогда не сбривает. Волосы курчавые, цвета глины. Глаза черные, но добрые. Ричи никогда не учит никого жить – ну, и от окружающих ждет того же. Еще он ходит в одних и тех же линялых джинсах, хотя кто его знает, может, у него несколько пар одинаковых. Я как-то не подумал спросить.

Когда он подъезжает, слышно издалека – у Ричи мотоцикл. «Кавасаки» или что-то вроде этого, черно-красный. Летом Ричи ездит без куртки, – а что, он с детства гонял на мотике. Так что обычно на нем футболка или «пожилая», немодная рубашка, они с отцом их по очереди носят.

В общем, мы сидим и все на него смотрим.

Он нервничает и вдруг поворачивается, – а мы за ним, как привязанные, – к Одри.

– Ладно, – начинает она речь в свою защиту. – Согласна, из всей компании я одна, пожалуй, способна на такую бредовую шутку…

– А почему сразу «бредовую»? – возмущаюсь я.

Карту почему-то хочется защищать, как самого себя.

– А можно я продолжу? – строго говорит Одри.

Я только киваю.

– Отлично. Так вот… о чем я… Короче, это не я. Но у меня есть версия. Кажется, я знаю, как и почему туз оказался у тебя в почтовом ящике.

Все молча ждут, пока она собирается с мыслями.

Наконец Одри говорит:

– Это все связано с ограблением. Кто-то прочитал статью в газете и решил: «Ага, вот подходящий парень. Вот кто нужен нашему городу!»

Она улыбается, но тут же хмурится:

– Эд, что-то произойдет в каждом из этих домов. А ты должен будешь… отреагировать.

Тут задумываюсь я. А потом решаюсь:

– Слушай, но вообще-то это ненормально…

– В смысле?

– Что значит «в смысле»? Ты не понимаешь, что ли? А если там люди каждый вечер кулаками друг друга метелят? Я должен пойти и разнять, так, по-твоему? Между прочим, здесь в половине домов граждане так «отдыхают»!

– Ну, Эд, тут уж как карта ляжет…

– Прекрасно, – бормочу я в ответ и вспоминаю сорок пятый дом по Эдгар-стрит.

Та еще задница, представляю, что там творится…

Весь остаток вечера в голову мне лезут мысли только о карте, и Марв выигрывает три раза подряд. И, понятное дело, дает волю злорадству.

Если честно, ненавижу, когда Марв выигрывает. Потому что он не просто злорадствует, а злорадствует мерзко, с ехидцей. Подленько так злорадствует и сигарой еще попыхивает. Тьфу.

Кстати, Марв тоже живет с родителями. Много работает – плотничает на пару с отцом. Вот только ни цента не тратит, все в кубышку пихает. Взять хотя бы эти сигары – их он крадет у папаши. Марв – маэстро мелочности. Спец по сквалыжничеству, скупердяйству и скаредности. Профессионал прижимистости.

Что еще можно сказать о Марве? Волосы светлые, торчат вихрами. Ходит в старых брюках от костюма – говорит, удобные. Любит погреметь ключами в кармане. И выглядит так, словно тайком над кем-то насмехается. Мы выросли вместе, вот почему дружим. Вообще-то у Марва масса знакомых. Во-первых, он зимой играет в футбол и у него есть друзья из команды. Во-вторых и, на самом деле, в-главных, – Марв идиот. Вы замечали, что у идиотов всегда куча друзей?

Это я так, просто к слову пришлось.

Хотя какая мне польза от охаивания Марва? Никакой. Проблему с бубновым тузом это не решит.

В общем, увильнуть не получится. Как ни изворачивайся.

Осознаю я это не сразу, но факт налицо.

Итак, вывод: «Пора браться задело. Эдгар-стрит, 45. Полночь».

Среда, поздний вечер.

Я сижу на пороге дома, рядом Швейцар, луна положила голову мне на плечо.

Подходит Одри, и я говорю, что завтра ночью берусь за дело.

Но это неправда.

Правда в том, что я смотрю на нее и хочу пойти с ней в дом, уложить на диван и заняться любовью.

Нырять в нее.

Овладевать телом.

Создавать друг друга заново.

Однако ничего не происходит.

Мы сидим и пьем дешевое игристое вино с фруктовым вкусом, которое принесла Одри, – в самый раз для нашего пригорода. Ступней я ерошу шерсть Швейцара.

У Одри длинные худые ноги, они мне очень нравятся. Я посвящаю некоторое время их созерцанию.

Она смотрит на луну, та уже забралась в небо и больше не прикладывается щекой к моему плечу. Там, наверху, хоть и высоко, но луна держится.

А я смотрю на карту в руке. Читаю написанное и морально готовлюсь.