Я познаю мир. Философия

В 1893 г. Розанов перехал в Петербург, в 1899 г. вышел в отставку в чине коллежского советника (полковника) и стал постоянным сотрудником консервативной газеты «Новое время», всецело отдавшись литературной деятельности. Его философские размышления не носили какого-либо систематического характера, он всегда стремился увидеть жизнь и людей в обычности и повседневности их быта. Именно тогда, считал он, проявлялись вдруг совершенно неожиданные вещи, побуждавшие по-новому осмыслить вроде бы давно привычное. Многие свои книги Розанов составил из таких миниатюрных философских зарисовок: «Борьба этих двух усилий [остаться тайною или раскрыться] играет на стыдящемся и прекрасном лице девушки. Вот еще загадка: Что такое лицо? Что за странность, что тело наше имеет не только части, не одни органы, как подобало бы организму, но еще имеет нечто необыкновенное, непостижимое, крайне мало в утилитарном смысле нужное, что мы именуем в себе и даже именуем в мире "лицом", "личностью"? Да что такое лицо в нас?! Никто не разобрал».

Розанов разработал особую концепцию познания как понимания. Мир, считал он, нужно не познавать, заглядывая внутрь него, как в игрушку, и разрушая, а понимать

в его повседневной естественности и целокупности. Он всегда иронизировал над такими вопросами, как, к примеру, «Что делать?», подразумевавшими стремление к переделке жизни: «Что делать?» — спросил нетерпеливый петербургский юноша. — Как что делать: если это лето — чистить ягоды и варить варенье; если зима — пить с этим вареньем чай».

Розанов внимательно всматривался в религиозные проблемы своей эпохи, связывая их с проблемой брака. Он критически сравнивал идеи Нового и Ветхого Заветов и критиковал историческое христианство. По его мнению, оно превратилось в печальную догматическую религию смерти, проповедующую безбрачие, пост, аскетизм, равнодушную к деторождению, лицемерно уходящую от проблем «телесной», половой жизни людей. Розанов стремился к религии без страха, без подчиненности, религии радости, религии брака, подразумевающей, что не брак подчиняется религиозным установлениям, а религиозные установления подчиняются интересам брака. По его мнению, таким характеристикам соответствовали «религия Ветхого Завета» и античное язычество, провозглашавшие культ красоты, культ тела и деторождения.

Больше всего Розанова беспокоила «неотмирность» христианства, которая, по его мнению, побуждала людей пренебрегать реалиями земного существования: «Кто же после ананасов схватится за картофель?».

Противоречия между христианством и земным миром, считал Розанов, существенно исказили проблему пола, как важнейший аспект человеческого существования, одновременно и радостный, и трагический в своей запутанности.

Для Василия Розанова было важно прежде всего мышление «вне концепций», ощущающее присутствие другого. Розанов любил быт, любил жизнь такую «как она есть»: «Моя кухонная (приходно-расходная) книжка стоит "Писем Тургенева к Виардо”. Это — другое,

но это такая же ось мира и в сущности такая же поэзия. Сколько усилий! бережливости! страха не переступить "черты"! — и удовлетворения, когда "к 1-му числу" Сошлись концы с концами».

Умирая в 1919 г., в холоде и голоде гражданской войны, Розанов все же примирился с христианством. Исповедь его принимал о. Павел Флоренский в Троице-Сергиевой лавре,

ПРОВОЗВЕСТНИК «ТРЕТЬЕГО ЗАВЕТА» 

Павла Александровича Флоренского (1882—1937 гг.) еще при его жизни называли «Леонардо да Винчи XX века» — настолько широка была эрудиция этого гениального человека. Философия, богословие, искусствоведение, физика, математика, инженерное дело — во всех этих областях он сумел открыть что-то свое, совершенно неожиданное, захватывающее дух.

Родился Павел Флоренский 9 января 1882 г. в товарном вагоне посреди Закавказской степи — отец его получил назначение на должность начальника участка Закавказской железной дороги, а в том месте не было никаких домов, кроме нескольких товарных вагонов, приспособленных под жилье. Когда Павел учился в гимназии, им овладела, как он сам позже писал, «страсть к знанию», причем больше всего его привлекала физика. Незадолго до окончания гимназии он пережил духовный кризис — ему вдруг открылась ограниченность физического знания, наука для него перестала быть «предметом веры», перенятой от отца. Павел увлекся произведениями Льва Толстого, у него появился интерес «к простым людям с цельным ми-рочувствием и далее — интерес к религии».