‒ Цветник зафигачил… ‒ Прижимаю пальцы к свербящему носу. ‒ И подсолнух еще сверху… По-моему, Сэмюэлю не очень нравились подсолнухи?
‒ Угу. ‒ Глаза Фрэнсиса стекленеют, дыхание становится прерывистым.
‒ Даже сейчас дразнит отца. ‒ Возвожу глаза к небу и усмехаюсь. ‒ Вот же… скотина…
‒ Хочешь спуститься?
‒ Да.
С помощью Фрэнсиса добираюсь до границы сочной зелени и медленно пробираюсь к камню. Цветы раскачиваются под напором ветра и словно ласкаясь, касаются моей кожи, неприкрытой тканью брюк.
Плюхаюсь в траву и кладу обе ладони на камень.
Молчу.
Что я хотела сказать? Все слова ограничены моими мыслями.
Здесь я жаждала освободиться. Воззвать плачем к небесам. И рыдать, рыдать, рыдать. Пока не устану. Пока не вытекут глаза.
Фрэнсис не осудил бы меня. Я знаю. При нем мне было бы не стыдно плакать.
Однако в глазах ни слезинки. Смотрю на подсолнухи, плавно раскачивающиеся над моей головой.
А вот при Виви я рыдала и выла как больное животное. Без всякого сомнения и ничуть не сдерживаясь.
Почему?..
ГЛАВА 28. ПРЯНИЧНАЯ ФЕЯ
Приставляю руку ко лбу на манер козырька, чтобы прикрыть глаза от слепящего солнца, но все равно щурюсь — правда уже не из-за солнечных лучей.
‒ Ух, ‒ вкладываю в этот манерный выдох всю гамму нахлынувших на меня эмоций.
Кафе, владелицей которого является моя давняя подруга Тамара, напоминает многослойный сладкий торт. Многоуровневая конструкция оснащена множеством ажурных лестниц. Стены выкрашены в нежно розовый и салатовый тона, кое-где на первом этаже проглядывают желтые участки, а вздутые белоснежные занавески, покрывающие каждый оконный проем, походят на украшения из сладких взбитых сливок. Свою украшательскую лепту вносят и кадки с цветами — здесь их уйма. Делай шаг и любуйся новым цветущим кустом ‒ дыши, нюхай, вкушай глазами эстетику. И, судя по всему, на каждом уровне кафе устроена своя особенная тематика. Где-то даже слышится шуршание миниатюрных фонтанчиков.
Уютно. С этим не поспоришь. Да и с посещением никаких проблем: снаружи заняты почти все столики.
Оглядываюсь через плечо на лесные насаждения вдали. Кафе располагается на самой окраине города, практически на территории неприкосновенных зеленых долин. Что ж, как раз об этом и мечтала Тамара. Маленький уголок уюта для людей вдали от бытовой суеты и проблем.
Смахиваю с лица волосы, игриво наброшенные ветром, и еще раз пробегаюсь взглядом по вывеске.
«Лето наших сластей».
‒ Кажется, я вижу в названии свое имя, ‒ с неприкрытой мрачностью замечаю я.
‒ Думаешь? — Стоящий рядом Фрэнсис поднимает руку и с философским видом барабанит пальцами по собственному подбородку. Наигранность жеста распознается на раз. — А я вижу название некоего солнечного сезона.
‒ Неважно. — Отмахиваюсь и кривлю губы. — От содержания вывески аж зубы сводит. Кажется, мой измеритель сахарной ваты начинает зашкаливать. Это точно заведение Тамары?
‒ Да. Никаких сомнений. Информация достоверна.
‒ Супер. — Приглаживаю волосы и, поразмыслив, стаскиваю с себя пиджак Фрэнсиса. — Как я выгляжу?
‒ Как не очень хорошая подруга.
‒ А? — Вопросительно таращусь на парня, пока он надевает на себя возвращенный пиджак и с чинным видом поправляет рукава.
‒ Прямо сейчас ты собираешься предстать перед некогда близким для тебя человеком, который не имеет ни малейшего сомнения в том, что ты погибла более десятилетия назад. — Фрэнсис многозначительно приподнимает одну бровь. — Ничего не пропустил?
‒ Хочешь, чтобы я ее подготовила? — резко перехожу в режим злобы. — И как, спрашивается, это провернуть? Ну? Открыточку с картинкой пудинга ей послать?!
‒ Целесообразнее не выходить с ней на связь вообще.
‒ О как? — Разворачиваюсь, встаю прямо перед Фрэнсисом и, сложив руки на груди, смотрю на него снизу вверх. — С учетом того, что Виви в скором времени собирается забросить на вентилятор свою версию вонючей новостной кучки и скормить все это обществу через средства массовой информации, какова вероятность того, что Тамара пропустит эту малюсенькую незначительную новостюшку?.. Что я, мать вашу, восстала из мертвых!!
Фрэнсис тактично кашляет и делает пару быстрых зырков по сторонам. Меня утихомириться он не просит, но, предполагаю, что моя сдержанность существенно бы облегчила ему жизнь.
Выдыхаю и прислушиваюсь к телу. Все конечности по-прежнему функционируют. Наверное, организм решил, что последний эмоциональный порыв не стоит того, чтобы из-за него вырубаться.
‒ Никто не знает, когда Вацлав решит действовать и каким образом собирается все провернуть. — Фрэнсис бросает взгляд поверх моей головы на кафе. — Общество когда-нибудь да узнает о тебе. И, возможно, тогда, наконец, прекратят распространяться слухи, то и дело разрывающие новостные ленты в последние годы.
‒ Слухи? Насчет Виви?