Я предскажу тебе неволю

В этот момент к нему приблизился прислужник и что-то протянул. Оказалось, что медицинский сканер. А потом главный быстро провел прибором вдоль моего тела, крякнул, увидев, как загорелся зеленый сигнал, и с удовольствием на одноглазой голубой роже продемонстрировал сканер публике.

– Вот! Что я говорил?! У нас все четко и без обмана!

Он передал сканирующее устройство тому же прислужнику, и тот пошел в направлении дальних рядов, чтобы продемонстрировать желающим показания сканера со всеми подробностями.

– Стартовая цена… внимание! Пятьсот ляр.

В зале раздался ропот. Я так поняла, что цену сочли завышенной. И это меня кольнуло. Что-то такое екнуло под ребрами, а потом холодом пронеслось по сосудам, осев в итоге неприятным вкусом во рту. Страх? Я его уже познала, и это был не он.

– Много?! – зарокотал устроитель. – Никак нет!

Тох холод, та горечь вперемешку с противной кислотой… это реакция на унижение? Раньше я и не задумывалась над этим словом. «Унижение»… Моя жизнь просто текла. В одном прямом русле. С миллионами таких же жизней, образуя спокойный поток.

– Вы только посмотрите, какая девочка! Как сложена! По меркам землян и по нашим вкусам так эта женская особь имеет безупречную фигуру.

Я провела беглым взглядом по ближайшему ряду кресел. Получилось отчего-то воровато. Да, и я сильно разволновалась. И что там говорила про страх? Что это не он, что его не ощущала? Врала самой себе. Он во мне сидел, похоже, уже давно. Просто к нему уже примешалось, много чего, клубок какой-то из ощущений получился и все неприятные. А чужие взгляды только усиливали те самые ощущения. До дрожи, до усиливающегося холода, до… зарождающегося глубоко внутри очага протеста.

– Присмотритесь! Какие длинные ножки, тонкая талия, изящные руки… А личико? Эти ссадины на нем уже почти незаметны, а потом и вовсе…

Что-то мне подсказывало, что слова этого писканца не находили нужный отклик у покупателей. Еще бы! Он сам-то меня видел? Похоже, что создавал иллюзию, а не демонстрировал товар. Я же безвольной тушкой болталась в тот момент под его вытянутой рукой. Ага! Красотка! Вся растрепанная и в бесформенной одежде. Получите соблазн! Ха! От мстительного удовольствия внутри начало теплеть, а губы взяли и растянулись во вредной ухмылке. Хотя разум уже заявил мне, что дура. Чего добивалась, идиотка? Вон, Изи. Ее я краем глаза видела, и та явно потешалась надо мной. И выглядела довольной. И как-то уже даже свежее смотрелась, приняв некую соблазнительную стойку. Это она тренировалась, как будет зажигать публику? А я тут ей по собственной инициативе выигрышный фон создаю, выходило. Да, все было понятно, да поделать с собой ничего не могла. Вот не получалось у меня так же демонстрировать себя. Какой-там изгибаться, выставляя напоказ формы, когда внутри так и заклокотало…

– Тонкие черты лица. Аккуратный носик. Пухлые губки. А ее глаза?! – продолжал надрываться устроитель. – Синее самых синих небес! Раскосые и с хитринкой…

Ну, не знаю, я такого про себя сказать не могла. Глаза как глаза. Но в зале наметились перемены. А эти мужские взгляды? Они стали такими цепкими… Мне от них сделалось… плохо. Стало трудно дышать. Очень хотелось вырваться и убежать. И ведь понимала, что спрятаться было бы негде, но все равно.

– Не женщина, а приманка для мужчин! Когда она успокоится и расправит плечи…

Как назло ему, я сгорбилась еще больше.

– Еще приведет себя в порядок и станет настоящей красавицей…

С большим старанием изобразила кислую рожу и высунула язык, чтобы стать похожей на слабоумную бракованную особь. Похоже, удалось впечатлить некоторых алчущих женской красоты. Да, сдавленный такой смех расслышала, но еще и ропот зарождающегося негодования тоже, и направлен он был… на управляющего? Хотелось бы.

– Такая заведет любого!..

Он что, не видел, как я с утроенным рвением принялась гримасничать? Похоже на то. Его внимание было нацелено на публику. И, скорее всего, недоумевал, отчего те так реагировали, что чуть ни улюлюкать принялись, на в общем-то привычные слова. Всегда говорил так, продавая женщину, пусть теперь она и брыкалась и извивалась в его руке. Он не понял тех мужиков, а я этому успела порадоваться. Совсем немного. Потому что собственный разум уже орал, какая я тупая, что немедленной смерти захотела. И устроитель недолго недоумевал. А как до него дошло, что я вытворяла, пока он взахлеб меня расхваливал, так рассвирепел. Тогда уже он тряхнул меня так, что с силой прикусила язык, глаза чуть ни выпрыгнули из орбит, а ворот комбинезона натянулся и грозил придушить. От этого и захрипела.

– Ах, ты, мразь! – это он прошипел мне в самое ухо. – Хотите убедиться? Я сказал вам чистую правду! – а это уже снова обратился к публике.