Наши норвежские друзья в Тонсберге организовали нам торжественный прощальный обед на квартире профессора Антона Гервеля. Кроме меня на обеде присутствовали тт. Чернов, Регент, Горбатов и др. В конце обеда норвежцы подарили нам серебряные юбилейные медали в память освобождения из фашистского плена (9 мая 1945 года). Эту медаль я храню до сих пор как самую дорогую для меня реликвию.
Основной задачей штаба являлась репатриация наших людей на Родину. С первых же дней нам пришлось столкнуться с большими трудностями, и в первую очередь во взаимоотношениях со штабом союзных войск. Мне порой казалось, что наши союзники основной своей целью считали не помощь нам в деле репатриации, а создание нам всяческих преград с целью затормозить или вообще прекратить вывоз наших людей на Родину. Если бы не помощь короля Норвегии Хокона и норвежцев, вряд ли штаб нашей миссии мог бы плодотворно работать.
Офицеры нашей военной миссии, в особенности подполковник Коптев, ориентировали нас на необходимость все вопросы — от малых до больших — решать через штаб союзных войск. А мы раньше работали только с помощью норвежцев. Имея уже немалый опыт совместной работы с норвежцами, я решил и в новой должности держать самый тесный контакт с нашими проверенными друзьями-норвежцами и заручиться их помощью. Из Тонсберга я взял с собой норвежского адъютанта Людвига. Он являлся у меня связующим звеном с Хаймат-фронтом.
Нашему штабу потребовалось несколько помещений. Подполковник Коптев с нашей заявкой поехал к союзникам. Они заломили с него баснословную цену золотом. Свое требование они мотивировали тем, что здесь, мол, не социализм, здесь — частная собственность, поэтому владельцам домов надо платить. Впрочем, союзники дали нам право самим договариваться с домовладельцами.
Я присутствовал при беседе Коптева с одним норвежским домовладельцем. Было стыдно за Коптева, видя, как он буквально попрошайничал и умолял снизить цены. Коптев указывал на заслуги нашей армии в борьбе с фашистами в освобождении Норвегии и т. д. и т. п. Но этот домовладелец только посмеивался. Я не вмешивался в переговоры, но про себя решил, что впредь буду действовать через Хаймат-фронт — обращусь к норвежскому народу от имени русских военнопленных. Я не дипломат, я солдат, и всякие дипломатические условности для меня необязательны.
На другой день через Людвига я обратился к Хаймат-фронту с этой же просьбой — о помещении для штаба миссии. И к вечеру вопрос был решен: мы получили лучшую гостиницу в Осло, лучшее помещение в центре города для штаба миссии, столовую, кухню. И все это — бесплатно!
С этого времени в штабе установилось как бы два стиля работы. Официальный состав штаба тратил время на бесплодные разговоры с союзниками, а мы, неофициальная часть штаба (бывшие военнопленные), продолжали действовать через своих друзей — норвежцев.
Нам, например, нужны были легковые машины для связи с нашими лагерями. Попросили у союзников. Отказали. Я обратился к норвежцам — и мы тотчас же получили одиннадцать машин.
Мы, бывшие военнопленные, продвигались по стране бесплатно. Достаточно было иметь на себе форму пленного — синяя куртка и шаровары, а на спине SU, — и нам на всех видах транспорта (автобусы, трамваи, катера, поезда) предоставлялись лучшие места — бесплатно.
А союзники предоставляли нам билеты за высокую плату валютой. Причем продажу билетов они обставили такими бюрократическими препятствиями, что их нельзя было своевременно получить. Как-то я для товарища, командируемого в Берген, запросил билет через союзный штаб, но дожидаться билета не стал, так как дело было срочное. Товарищ просто переоделся в форму военнопленного, уехал по делу — через неделю вернулся. И только тогда союзники доставили для него билет в штаб.
Карту дислокации наших лагерей немцы передали союзникам. Мы запросили карту, но, несмотря на неоднократные напоминания, так и не получили ее. Мы пользовались собственной картой, которую составили еще в Тонсберге с помощью норвежцев. Потом в Москве и даже сейчас иногда некоторые товарищи уверяют меня, что карту дислокации привезли работники миссии с собой. Я, как бывший начальник штаба военной миссии, утверждаю, что, кроме моей карты, у нас иной карты не было. Только перед отъездом на Родину, когда союзники убедились, что у нас есть о лагерях все данные, они прислали нам немецкую карту дислокаций лагерей. Однако в ней штаб уже не нуждался.