Я приду плюнуть на ваши могилы...

Каждый протянул свою лапу к конверту, и Прижан угрюмо заметил:

— А письмо-то распечатано!

Менгам пожал плечами.

— Мне его дали на почте вместе с моими письмами, я его вскрыл и прочел.

— Дайте же его мне, раз оно мне адресовано.

Менгам отдернул конверт и поднес его к самому носу Корсена и Калэ.

— Посмотрите на штемпель.

— «Порсал», — прочли они оба и снова переглянулись.

— Да, «Порсал», — подтвердил Менгам.

И все они замолчали, как будто это слово было каким-то колдовским.

Потом Калэ проворчал сквозь зубы, но так тихо, что я едва-едва расслышал первые слова:

— Может быть, речь идет о «человеке с сокровищами»!

Он перевел глаза с Корсена на Прижана и обратно. Те хмуро молчали, один только Менгам скалил зубы и хихикал тоненьким противным голоском, точно мышь пищала в подполье.

Крестный не выдержал:

— Вы не смели вскрывать это письмо, раз оно адресовано мне. Дайте его сюда.

— А если не дам?

— Вы хотите украсть его?

— Мне его передали — я его взял.

— И распечатали?

— Ну так что ж?

Вместо ответа Прижан пригнулся и, как кошка, прыгнул Менгаму на грудь, вцепившись ему в горло. Корсен и Калэ бросились разнимать их. Свалка сделалась общей. Лампы полетели со столиков и разбились, зазвенели стекла, затрещала мебель. Под ногами хрустели обломки посуды, половицы жалобно скрипели и тряслись, готовые рухнуть. Если бы кто-нибудь заглянул сюда с улицы, то подумал бы, что это черти разыгрались в свайку. Уж не знаю, каким чудом почтенной мадам Калэ удалось унять драчунов и вышвырнуть их на улицу…

Помогала ей в этом нелегком деле Мария Наур… Но о Марии речь еще впереди…

ГЛАВА II. «Бешеный» работает

Извилистая тропинка спускалась с крутого берега к скользкой пристани Пен-ар-Роша, куда за нами должна была прийти шлюпка с «Бешеного». Калэ рано утром проводил меня к этой пристани.

Это было через два дня после моего прибытия в Ламполь. Вся южная часть Уэссана была у меня как на ладони. Эта сторона острова сплошь зазубрена острыми скалами и рифами и представляет собой довольно опасное убежище для судов.

«Бешеный» стоял в полумиле от берега и казался точно застывшим на гладких волнах. Я ясно слышал грохот, доносившийся оттуда, как будто там, на палубе, были кузница и сотни рук колотили тяжелыми молотками по наковальне.

Калэ напряг глотку и изо всех сил крикнул: «Огэ!»

Чайки взметнулись от этого крика и захлопали крыльями, но там, на судне, как будто оглохли.

Калэ почесал в затылке.

— Это значит — Менгам хочет заставить нас пожариться тут на солнце до вечера. Ну что ж, наплевать.

И вправду, только к вечеру шлюпка, присланная с «Бешеного», забрала нас с собой.

Мы едва поднялись на палубу, как нас предупредили:

— На «старике» сегодня черти едут. Не суйтесь ему под ноги.

Я уже достаточно пошлялся по старым бретонским городам и видел немало разных бригов, шхун, шлюпок и старых люгеров, похожих на Ноев Ковчег; впоследствии мне довелось поглядеть в Кардифе и в Нью-Порте на большие пароходы, где стая черных дьяволов с белыми глазами тонула в облаках пыли от каменного угля; видел я исландских моряков, изъеденных цингой; видел джонки, управляемые гребцами, над которыми то и дело взвивался хлыст надсмотрщика; видел японские галеры; видел полуразрушенные корабли-призраки, которые носились по океану, как кони без всадника, и на борту их белели высохшие скелеты — но все, что я видел, было совсем не похоже на то, что я увидел, вступив на борт «Бешеного».

Палуба его была сплошь загромождена листовым железом и металлическими кусками, содранными с затонувших кораблей. Вода, стекавшая с них, образовывала красноватые, точно кровавые, лужицы. По этим кускам настоящий моряк, пожалуй, определил бы, к какому типу принадлежало погибшее судно, но я был еще слишком желторотым птенцом, чтобы разбираться в этом.

Команда на палубе работала не покладая рук, сортируя, раскладывая, развертывая и свертывая отдельные части. Накануне был богатый «улов», и из возвышавшейся груды обломков нужно было выбрать все самое ценное и распределить по сортам. Под ногами путались проржавленные якорные цепи, валялись канаты, винты, рычаги, прогнившие балки, железные перила, бочонки и куча всякой дряни, которую невозможно перечислить. Все это перекатывалось с места на место, лязгало, гремело, грохотало, скрипело и ожидало своей очереди, чтобы быть разложенным на отдельные пирамидки, или сваленным про запас, в трюм. И над всем этим возилась, ворча и ругаясь, целая армия полуголых мускулистых людей, под командой Менгама. Едва мы появились на палубе, как нам навстречу с пронзительным лаем кинулся огромный датский дог. Кто-то угостил его пинком ноги, и пес, взвизгнув от боли, спрятался в камбуз.

Менгам, невидимый под огромной шляпой, сползавшей ему чуть не до плеч, прорычал по моему адресу:

— Не топчись под ногами, щенок. Здесь работают.

Работа эта шла всю ночь и почти весь следующий день.

Лишь под вечер вся груда выловленного материала была разобрана, рассортирована и часть его спущена в трюм, а часть свезена на берег.