Я — принцесса Диана

К отчаянному шагу — разводу — Спенсер подтолкнул свою жену сам. Естественно, невольно. Но, если задуматься, предсказуемо.

Фрэнсис не могла не понимать, что на сей раз оставляет родовое гнездо Спенсеров навсегда. Но того, что ей запретят видеться с детьми, она никак не ожидала. Но ее просто не пустили на порог дома. Дворецкий, следуя указанию хозяина, захлопнул дверь перед все еще мисс Спенсер. Как она не кричала, как ни плакала, дети, уведенные в дальние комнаты огромного дома, ничего не услышали и не знали, что мать пыталась повидаться с ними.

Доведенная до отчаяния, окончательно разлученная со своими детьми Фрэнсис идет на небывалый для Англии того времени шаг — публично объявляет о своем желании добиться официального развода. Джонни был потрясен. Главный и несокрушимый девиз английской жизни: «Мой дом — моя крепость» нарушать было непозволительно никому. Тем более женщине.

Брошенным мужем руководило только одно желание — как можно сильнее наказать опозорившую его женщину. Как? Самый простой способ — окончательно отобрать у нее детей. Навсегда. По закону. Через суд.

Естественно, суд принял его строну. Если и был у несчастной женщины малейший шанс побороться за право воспитывать детей, лишила ее такой возможности родная мать, поддержавшая на заседании бывшего зятя. Тщеславная Рут Фермой, так и не смогла простить дочери, что та теперь не станет графиней Спенсер. Полноправной хозяйкой одного из крупнейших поместий Великобритании. И мстила дочери за свои нереализованные мечты!

«Семья — самая важная вещь в мире»

Извечный вопрос не очень умных родителей: «Кого ты больше любишь: маму или папу?» — стал для маленькой Ди настоящим кошмаром.

Нет, разведенные и обозленные друг на друга Фрэнснс и Джонни не задавали его своим детям напрямую. Но постоянно соперничали за сердца детей. Особенно младшей дочери. Две старшие девочки были уже в том возрасте, когда появляются собственные интересы — учеба, друзья, даже первые романтические переживания. Поэтому разлад семьи Спенсеров травмировал их значительно меньше. Трехлетний же малыш Чарльз вообще плохо понимал, что произошло. Так что основные баталии разгорались за привязанность третьей — самой нежеланной когда — то — дочери. Чем уж они руководствовались в первую очередь — любовью к ребенку или желанием насолить друг другу — трудно сказать. Но факт остается фактом. Соперничество родителей было явным. И ставило девочку перед необходимостью выбора.

Очень характерна ситуация, о которой потом не единожды вспоминала уже взрослая Диана. Когда ее пригласили на свадьбу кузины, оба родителя подарили ей праздничные платья. Отец — белое. Мать — зеленое. Поставив девочку перед мучительным выбором…

Справедливости ради надо отметить, что девочка достаточно быстро научилась манипулировать своими родителями и получать от создавшейся ситуации выгоду для себя. Но не сразу. А через переживания, превратившиеся в будущем в комплексы, мучавшие ее всю жизнь.

Вообще судьба яркой, не самой счастливой и такой короткой жизни леди Ди является стопроцентной иллюстрацией расхожей фразы «все мы родом из детства».

«Они оба были очень красивы. Сейчас я уже не помню, какое из них выбрала. Но я отчетливо запомнила, насколько меня травмировала подобная ситуация. Больше всего я переживала из — за того, что, какой бы выбор я ни сделала, он покажет мою приверженность лишь к одному из родителей».

Все, что Диана когда-либо говорила о своем детстве, было неизменно окрашено в темные тона.

Но так ли несчастно было ее детство? Похоже, что нет.

Например, один из ее кузенов вспоминал те дни так: «Вероятно, в ее восприятии жизнь в Парк — Хаусе действительно выглядела так, как она ее описывает. Но на самом деле все было… намного лучше, чем ей казалось в ретроспективе».

Присоединяется к нему и одна из многочисленных нянь: «Когда я вспоминаю времена, проведенные в Парк — Хаусе, не могу не признать, насколько веселой и легкой была атмосфера в этом доме. Я навсегда запомнила шутки и смех, то и дело разносившийся по коридорам. Причем лучше всех дразнить других получалось у Дианы».

Отец, как умел, заботился о детях. Безусловно, любил их. И Диану, возможно, более других. Но в ее головке остались только обиды. Она не желала принимать ни одну из многочисленных нянь. Они менялись часто. И, как правило, из — за выходок младшей дочери. Родные вспоминают, как Диана воткнула острые булавки в стул, на котором обычно сидела няня. У другой, выбросила в окно все вещи. Третью, закрыла в ванной комнате.

«Самая большая болезнь этого века — то, что люди обижаются».