Я пролил твой мохито в школьном туалете

Пирожок теперь тоже стал светиться, как если бы северным сиянием был бутерброд с маслом. Тётя откусила сей бутерброд, запила чаем и стала вслушиваться в радиоспектакль.

Сверчки

Жадное солнце читало утреннюю газету над воскресным Лионом, полдничало. В тесной, скромно обутой комнатушке в центре города зевающий ветер играл с прямоугольником картона, приглашения на закрытую вечеринку в честь многолетия мадам Шиенн. За окном моргали кони в упряжке. В повозке, стоящей у дома, досматривали сны опрятные гувернеры. Лишь дети бодро бегали друг за другом по улице. Да и было вполне уже за полдень.

Извозчик крикнул в открытое окно: Кико, ну где же тебя носит?!

Ветер тут же оставил игры с украшенным мусором приглашения, заслонявшем печатную машинку, испуганный. В комнату вошел высокий молодой человек в остром носе и пролысине, с голым торсом, поверх которого висела накидка кухарки. Пол трещал. Человек выглянул в окно и ответил извозчику грубым словом.

–Джером, просыпайся, – сказал человек спящему на кровати мужчине в бороде, абсолютно голому для своего немолодого возраста. Человек поцеловал мужчину в лоб. Мужчина застонал ото сна.

– Кико. который час? Время прощаться с матушкой?

Кико улыбнулся: – За мной прислали повозку. Вставай, Джером, а то некому будет тебя будить, когда я уйду.

Повозку? Черт…, – ответил Джером. – Как же я не хочу на нее идти!

– Тебе нужно найти издателя для твоего нового романа, помнишь, дорогой?

– Да…да…почему это книги сами не издаются самостоятельно. Сразу, после того как написаны.

Кико улыбнулся, подошел к шкафу и стал одеваться.

– Знаешь, Кико. – Джером уже встал с кровати.

– Сегодня отличный день, чтобы начать писать. Хотя я так говорил вчера и поза. Сегодня отличный день, а вечеринка, она все портит.

– Да брось. Вы с мадам Шиенн знакомы давно. Расслабишься, может, это поможет тебе снова начать писать. А то уже чернила засохли, машинка пылью покрылась.

Джером ловил воздух ртом, смакуя свой последний сон. Кико оделся в рабочий фрак. Они попрощались в объятиях.

Джером посмотрел вслед исчезнувшей за поворотом повозки и сказал себе:– Поеду на машине. Тогда мною точно заинтересуются.

Под окном все резвились дети. Мальчики в масках. Играли в мушкетеров.

Джером стал наблюдать за ними, но спустя время услышал недовольные цоканья трактирщицы из здания напротив. Он понял, что наблюдал за мальчиками абсолютно голым, и поспешил скрыться из окна, закрыв решетчатые створки.

Должно быть, трактирщица узнала автора известного романа, который был на устах Франции последние лет пять, – подумал Джером.

Он достал из буфета оставшийся коньяк и с удовлетворением выдохнул: – Коньяк есть, а значит все еще не так плохо на сегодняшний день, – заметил он.

Отбросил приглашение с машинки и, вставив лист, стал думать над названием нового произведения. Когда отсутствие мыслей начало наскучивать, Джером стал думать над темой и идеей. Фабула нового романа была в голове вот уже два года, но он не мог все никак найти подходящую пристань для волны.

Ближе к вечеру Джером оделся в свой любимый свитер и ухмыльнулся в зеркало:

– Пускай эти светские сверчки давятся от аллергии на несоблюдение этикета.

Джером тут же сымитировал реакцию гостей.

– Вот будет умора, если обмедаленный чиновник умрет от разрыва сердца на обслюнявленных креветках!

А потом он принялся грустить: – Эх, в гимназии мадам Шиенн была красавицей. Будто этим «этикетом» ей доктора прописали три подбородка. А всем мужчинам лысину, которая могла бы быть важнейшей формой эволюции, но не будет ею никогда.

А затем Джером бросил взгляд на свою лысину и решил пойти в гараж за машиной.

Выйдя из дома, он попал под сброшенные с верхних этажей помои. Весь свитер оказался обгаженный простолюдином.

Пришлось потратить больше времени на то, чтобы недовольно надевать стандартный костюм в стандартном цвете, оставшийся в квартире со времен гимназии.

Выехав на проселочную дорогу в уже кромешной темноте, Джером остановился, достал из багажника сигнальную ракетницу и выстрелил в небо. Так он предупредил всех извозчиков, находившихся на дороге в ночи о том, что сейчас проедет автомобиль.

Извозчики смирно стояли у обочин с покачивающимися от вибраций проезжающей машины ошарашенными лошадьми. Джером опаздывал. Грубил в пространство.

Вскоре он увидел несущуюся на него карету. Он затормозил, достал из багажника темный под цвет ночи навес, накрыл машину и спрятался в кустах. Карета промчалась.

Парадная дверь в резиденции Шиенн была заперта так, что Джерому пришлось стучаться. Открыл дверь молодой гувернер. – Вы кто? – спросил он.

– Джером Левски.

– Ох, мсье Левски. Все в порядке? Вы опоздали.

Джером, проходя в дом, угукнул.

В зале бесновались светские сверчки. Мужчины увлекались алкоголем, а после и женскими ручками. Мадам Шиенн была в центре наглого внимания какого-то генерала.

Джером искал глазами Кико, но лишь иногда замечал проскальзывающий среди месива большой острый нос с корытом наполненных бокалов.

Он стал пробираться к мадам, чтобы поприветствовать, но ему преграждали путь то локти, то спины, то не интересные груди.