Я раб у собственной свободы… (сборник)

и чем темнее память наша,

тем ярче в ней воспоминания.

* * *

Нынче грустный вид у Вани,

зря ходил он мыться в баньку,

потому что там по пьяни

оторвали Ваньке встаньку.

* * *

К моим добавлю упущениям,

что не люблю любой нажим

и верю личным ощущениям

гораздо больше, чем чужим.

* * *

Давно живя, люблю поныне я

зигзаги, петли и штрихи,

и зря скребется грех уныния,

пока покруче есть грехи.

* * *

Судьба нас искушает на повторах:

житейский наблюдая карнавал,

я вижу ситуации, в которых

не раз уже по дурости бывал.

* * *

Где б ни случился я под вечер,

я глазом сыскивал бокал,

который мне о скорой встрече

прозрачным боком намекал.

* * *

Дышу. Курю. Гоню волну.

Люблю душевное томление.

Господь не ставит мне в вину

благочестивое глумление.

* * *

Есть радости у дряхлых старичков,

и счастливы бывают старички:

сыскался вдруг футляр из-под очков,

а к вечеру на лбу нашлись очки.

* * *

Книга жизни – первый том,

он уже написан весь,

а про все, что ждет потом,

сочиню, Бог даст, не здесь.

* * *

Хотя на русской почве я возрос,

еврейской обволокся я духовностью:

вопросом отвечаю на вопрос

и пакостей от жизни жду с готовностью.

* * *

В азарте Божий мир постичь

до крайней точки и конца,

мы все несем такую дичь,

что плохо слышим смех Творца.

* * *

Хотя уже я сильно старый,

во мне талант еще сочится:

с утра пишу я мемуары

про то, что днем со мной случится.

* * *

Чем потревожен дух народа?

О чем народ в толпе галдит?

О том, что подлая погода —

футболу нынче повредит.

* * *

К бутылке тянется не каждый,

кто распознал ее влияние:

Бог только тех отметил жаждой,

кому целебно возлияние.

* * *

Природа позаботилась сама,

чтоб видно было, слушая ублюдка,

насколько выделения ума

подобны извержениям желудка.

* * *

Шумливы старики на пьяной тризне:

по Божьему капризу или прихоти,

но радость от гуляния по жизни

заметно обостряется на выходе.

* * *

Хочу, поскольку жить намерен,

сейчас уже предать огласке,

что даже крайне дряхлый мерин

еще достоин женской ласки.

* * *

Я с юности грехами был погублен

и Богу мерзок – долгие года,

а те, кто небесами стал возлюблен,

давно уже отправились туда.

* * *

Я не мудрец и не дебил,

и без душевного дефекта,

но не люблю и не любил

я выебоны интеллекта.

* * *

Увы, но зимний холод ранний —

судьбу меняет наотрез:

вчера пылал костер желаний,

сегодня – тлеет интерес.

* * *

У Бога есть увеселения,

и люди гибнут без вины,

когда избыток населения

Он гасит заревом войны.

* * *

В мечтах мы въезжали на белом коне

в тот город, где нам отказали,

в реальности – грустно сопели во сне,

ночуя на шумном вокзале.

* * *

Стал часто думать я о Боге —

уже позвал, должно быть, Он,

и где-то клацает в дороге

Его костлявый почтальон.

* * *

Конечно, что-нибудь останется,

когда из года в год подряд

тебе талантливые пьяницы

вливали в душу книжный яд.

* * *

Хоть я теолог небольшой,

но нервом чувствую сердечным:

Господь наш тайно слаб душой

к рабам ленивым и беспечным.

* * *

Где льется благодать, как из ведра,

там позже – неминуемые бедствия,

поскольку сотворителям добра —

плевать на отдаленные последствия.

* * *

Беда в России долго длится:

такие в душах там занозы,

что чем яснее ум провидца,

тем сумрачней его прогнозы.

* * *

Российскую публичную шарманку

я слышу, хоть и выставлен за дверь:

в ней то, что было раньше наизнанку,

то шиворот-навыворот теперь.

* * *

А впереди еще страницы

растущей тьмы и запустения,

но мы не чувствуем границы

преображения в растения.

* * *

Не трудно, чистой правдой дорожа,

увидеть сквозь века и обстоятельства

историю народов и держав —

театром бесконечного предательства.

* * *

Давно уже иной весь мир вокруг,

и прошлое – за облаком забвения,

но с ужасом еще ловлю я вдруг

холопские в себе поползновения.

* * *

Во имя чаяний благих

на том советском карнавале

ничуть не реже, чем других,

самих себя мы предавали.

* * *

В российском климате испорченном

на всех делах лежит в финале

тоска о чем-то незаконченном,

чего еще не начинали.

* * *

В душе еврея вьется мрак

покорности судьбе,

в которой всем он – лютый враг,

и в том числе – себе.

* * *

Творец дарил нам разные дары,

лепя свои подобия охальные,

и Моцарты финансовой игры —

не реже среди нас, чем музыкальные.

* * *

Насколько б далеко ни уносились

мечтания и мысли человека,

всегда они во всем соотносились

с дыханием и свихнутостью века.

* * *

Жил я, залежи слов потроша, —

но не ради учительской клизмы,

а чтоб чуть посветлела душа,

сочинял я свои эйфоризмы.

* * *

Творцу такое радостно едва ли

в течение столетий унижение:

всегда людей повсюду убивали,

сначала совершив богослужение.

* * *

Кому-то полностью довериться —

весьма опасно, и об этом

прекрасно знают красны девицы,

особенно весной и летом.

* * *

Бессонница висит в ночном затишье;

тоска, что ждать от жизни больше нечего;

как будто я своих четверостиший

под вечер начитался опрометчиво.

* * *

Такую чушь вокруг несут,

таким абсурдом жизнь согрета,

что я боюсь – и Страшный суд

у нас пойдет как оперетта.

* * *

Не ведая порога и предела,

доверчив и наивно простодушен,

не зря я столько глупостей наделал —

фортуне дураков я был послушен.

* * *

Сначала чувствуем лишь это,

а понимаем позже мы,

что в тусклой жизни все же света —

на чуть, но более, чем тьмы.

* * *

Опишет с завистью история,

легенды путая и были,

ту смесь тюрьмы и санатория,