Я рожу тебе сына

Стараюсь не думать про ребенка, которого нам надо родить. Но когда пришли измерять сердцебиение моего сына, я чуть не умер. Клянусь, когда услышал, как быстро оно бьётся, у меня у самого в груди забухало.

— Ника, ну еще давай, тужься, — командует акушерка.

— Не могу, — у Ники закрываются глаза, ее измучили схватки.

Я склоняюсь над ней и глажу мокрые волосы.

— Давай еще немножко. Я здесь, с тобой, ты такая сильная, помоги ему, он же задохнется.

О том, что я сдохну, упоминать как-то неудобно. Ника тужится, акушерка поднимает крошечное тельце и говорит:

— Ну что папа, принимай дочку!

Подо мной начинает качаться пол.

— Как дочку? — переспрашиваю и даже по сторонам оглядываюсь. — Не может быть, там должен быть мальчик.

— Аня, запихивай ее обратно, наш папа сына хотел!

Вся бригада переглядывается и смеётся. Весело им, блять. Зае…ли ржать с меня, нашли клоуна…

— За сыном в следующий раз придете, а пока держите дочку.

У меня трясутся руки, когда я беру сверток с крошечной девочкой. Не видел бы своими глазами, не поверил бы, что это такой маленький ребенок. Она же размером с котенка, моя дочь… Не вижу нихера, моргаю, и на маленькое кукольное личико капает влага.

— Ох уж эти папаши, — ворчит акушерка, — сначала сына ему подавай, теперь дочку слезами заливает. Вы же утопите ее!

— В операционную, быстро, — слышу за спиной нервное, оборачиваюсь. Нике вонзают в вену иглу.

— У вашей жены открылось кровотечение, — говорит врач, а я вижу ее измученное лицо и бросаюсь к ней с дочкой на руках.

— Тим, — она шепчет еле слышно, и я наклоняюсь так, что ее дыхание щекочет шею. — Обещай, что ты её не бросишь…

— Что ты такое говоришь, Ника?

— Обещай… Только не в детдом, пожалуйста… Она не должна быть как…

«Как ты». Она хочет сказать «как ты». И она права, дети не должны попадать в детдом, чтобы из них потом не выросли такие отщепенцы, как я. Сглатываю перекрывший горло ком и твердо говорю:

— Обещаю.

Но Ника уже не слышит, ее увозят.

* * *

— Она меня видит? — шепотом спрашиваю докторшу-педиатра. Я смотрю на дочь, а та смотрит на меня и мне кажется, будто она мои мысли считывает.

— Нет, что вы, они только через две недели начинают видеть.

Другие может и не видят, а моя дочка не такая как все. Она меня видит и понимает. Смотрю на сверток в своих руках и не верю, что это ребенок. Ее не из Ники достали, это мое сердце достали из меня и в пеленку завернули.

А что ощущал мой отец, когда я родился? Я ведь тоже таким был, я не появился на свет в пять лет под забором детдома.

Впервые думаю о родителях не как о действующих лицах сотни раз просмотренного мною спектакля, а о живых людях, которые жили, чувствовали и переживали. Неужели он тоже вот так сходил с ума от страха, а потом держал меня и боялся выдохнуть?

Вдруг у малышки дергается щечка, и она тянет ротик в улыбке. Я как завороженный смотрю, глажу пальцем крошечную щечку и чувствую, как у меня в ответ тянутся мышцы на лице.

— Ой какие у нас ямочки! Как у папы, да? — заглядывает через плечо педиатр. — Какая же ты у нас красавица!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍У меня забирают дочку, а я оторвать ее от себя не могу, и вслед смотрю еще долго. Они не ребенка уносят, а мое сердце. Под дверью операционной ненадолго отключаюсь, пока не говорят, что с Никой все хорошо, кровотечение остановлено. Были внутренние разрывы, ей наложили швы. Так бывает, когда ребенок большой.

Вспоминаю невесомый сверток и только хмыкаю. Это не ребенок большой, это Ника маленькая.

Но в любом случае от меня пока нет толку, и я иду по больничному коридору, вытирая со щек мокрые дорожки.

Мне с детства говорили, что мужчины не плачут. Еще как плачут. Например, когда рождаются их дети. Просто недолго. И чтобы никто не видел. Теперь я уверен, что мой отец тоже плакал.

«Вот будут у тебя свои дети, поймешь».

Шерхан, сука, ты знал, да?..

* * *

Я расклеиваю горячие веки, мои губы тоже сухие и горячие. Хочется пить, но пить мне долго не давали, только смачивали губы ваткой, пропитанной водой. И я проваливалась куда-то, хотя знала, мне нельзя.

У меня теперь есть дочка, моя девочка, моя малышка, которой я нужна, и которая совсем крошечная. Я видела ее в руках Тимура, он смотрел на нее и улыбался.

Он сейчас тоже рядом — сидит в кресле с малышкой и смотрит на нее. У него оказывается на щеке ямочка, когда он улыбается, он совсем другой. Откуда я это знаю? Он мне когда-то снился…

Зову его и не узнаю свой голос.

— Тим…

Он поднимается и подходит ближе, значит, это не сон. Хочу сказать, как ему рада, и как благодарна, что он нашел меня и помог, но Тимур заговаривает первым, и от того, как холодно и отчужденно звучит его голос, мне становится жутко.

— Тим, — пытаюсь подняться, но он меня останавливает.

— Я рад, что тебе лучше, Ника. Здесь хорошие врачи, ты быстро поправишься. Твое пребывание в больнице оплачено, можешь находиться здесь до полного выздоровления.

Не могу понять, к чему он клонит, но старательно вслушиваюсь в слова. Мысли немного разрозненные, они разбегаются, как непослушные овечки.

— Тим, я…