Я садовником родился

Как женщина может не любить цветов? У моей мамы вся квартира была в цветах. На подоконниках стояли горшки, на стенах висели кашпо, на застекленной лоджии красовалась огромная кадка с фикусом. Я привык к этому с детства. И в своей квартире хотел видеть то же: маленький рай, где пахнет душистой геранью, ветки традесканций свисают до самых плинтусов с полочек, развешенных по стенам. Я сам делал эти полочки из неструганной березы. Слышите, сам?! О, как тонка ее кожа, мгновенно слоящаяся и облезающая в неосторожных руках! А мои руки очень и очень нежные. Мои внимательные, умелые руки. Но она презирала эти полочки. И ни разу так и не полила мои цветы. За что?!

«Ошибка природы, – смеялась она. – Мой муж – ошибка природы». Но у природы не бывает ошибок. Даже в том, что мы с Викторией сошлись, была гармония. Я гармонично ее дополнял. Потому что ничего никому не дается в полной мере. Сильным людям не хватает слабости, слабым – силы. И надо ценить эту гармонию, а не разрушать ее изо дня в день. А она… Она разрушала!

Я терпел до тех пор, пока она не принесла обогреватель в мою комнату. Ведь у нас огромная четырехкомнатная квартира, зачем же так? Ну хочет она с девочками спать в тепле, так кто ж мешает? А у меня в комнате как раз сейчас цветет цикламен, или иначе альпийская фиалка. Удивительное растение – он отдыхает летом, а с октября до марта пышными фиолетово-красными цветками радует глаз. Но растение это капризное и цвести может только в прохладных помещениях.

Когда она выбрасывала черенки, принесенные мною из квартиры матери, я терпел. Хотя для меня они то же самое, что маленькие дети. Ну, разве можно? Всякому терпению есть предел. Мой любимый цикламен… За что?

Вика, Вика, почему ты умерла? Ты обрела покой, а я потерялся. Да, ты стала последнее время невыносима. Мои нервы натянулись до предела. Меня раздражала твоя работа, твои упреки, твое постоянное давление. Но я никогда не думал о том, чем и как жить, когда тебя не станет? Я всю жизнь был при тебе. А теперь остался при детях, которым надо есть, им надо покупать одежду, младшей игрушки, старшей мобильный телефон, потому что старая модель устарела, и новый компьютер. Они не привыкли жить на мою скромную зарплату. А теперь, видимо, придется. И если я сделаю еще раз что-нибудь дурное, то это будет только ради них. Ради наших с тобой детей.

Поэтому прости меня, Вика! Завтра же я выброшу из дома их все. Баночки с черенками, полочки, цветочные горшки… Все выброшу. Кроме цикламена. В конце концов, ты права: нельзя превращать квартиру в оранжерею. С ними же столько хлопот! Одни отцветают, другие зацветают, третьи болеют, четвертые требуют пересадки. Все. Хватит. Кончено. Ради тебя, Вика…

Леонидов с удивлением огляделся: ну и ну! Попятился вместе со столом, резко взял влево и наткнулся на огромную кадку с фикусом. Вот это да! Чего только в жизни не бывает! Цветов-то сколько! Прямо не квартира, а ботанический сад!

– Чего стоишь столбом? В большую комнату его заноси! – крикнул мужик, который шел сзади, подталкивая Алексея в ягодицы столешницей.

– Иду уже! Несу!

Леонидов стал разворачивать стол так, чтобы протащить его боком в дверь. И чуть не задел другую кадку. Что в ней росло, он так и не догадался. Нечто, похожее на пальму. Чудовище с огромными резными листьями и стволом толщиной с детскую руку. Это нечто он все-таки задел столом и слегка помял. Поморщившись от досады, подумал, что не страшно, в квартире Воробьевых хватает этого добра. Зеленых насаждений. Стоящих, висящих, вьющихся и просто в зачаточном состоянии. В баночках с водой и маленьких горшочках. Когда с мебелью разобрались, его напарник подмигнул:

– Ну, чего, мужик, помянем? – И, не дожидаясь его согласия, пошел на кухню. Там энергично орудовали три фурии (или гурии) в черном, раскладывая по тарелкам закуски, а по салатницам оливье. После короткой перепалки гурии отступили, и напарник урвал-таки поллитру, пару бутербродов и полбанки маринованных огурчиков.

Накрыв один из горшков разделочной доской, напарник разложил на ней добычу. Примятый цветок принял на себя всю тяжесть содеянного. Стоя рядом с пальмой, Леонидов нехотя взял рюмку с водкой (Сашка будет ругаться), выпил, хрустнул маринованным огурчиком и спросил:

– А что, сосед с тобой выпивал?

– Петя-то? – мужик хрустнул в ответ огурчиком. – Не. Редко. Ну, еще по одной?

– Мне не наливай. Сегодня гости обещали приехать. Надо лицо соблюсти, – соврал Леонидов.

– Это дело. Гостей надо встретить с лицом, а не с рожей. Терпи. А я помяну. Эх, царствие ей небесное! Упокой, Господь, душу!

Мужик выпил еще рюмку водки и сказал:

– Петя-то малость того. Не в себе. Ну как с ним выпьешь?

– Как не в себе? – насторожился Леонидов.

– Ну, в том смысле, будто и не мужик. Скажи, какая чепуховина: цветочки разводить. Это ведь все он. Не баба его, – сосед Воробьева стукнул кулаком по разделочной доске, под которой пригнулся несчастный цветок, и сплюнул. – Тьфу!

Налив и выпив следующую рюмку водки уже без закуски, он сделался еще разговорчивее: