Я сделаю это для нас

— Елизавета, у вас есть мой номер телефона. Я открыт для диалога. Весь этот фарс интересен публике и журналистам тогда, когда жертва сопротивляется, бьется и дрожит в ужасе. Люди любят страдание других, и чем оно ярче, тем больше интерес. А я сдаюсь, опускаю руки. И все, что вы выиграете в этом деле, — это звание крутых дядек и тетек, которые бьют лежачего.

И ушел.

* * *

Я звонил Алисе, но она не отвечала на звонки. Я написал ей тысячу сообщений с просьбой перезвонить, но получил лишь грустный смайлик в ответ. Она боится со мной говорить. Но у меня были вопросы.

На телефоне 21 % зарядки. Я припарковался у бизнес-центра на Трубной площади, воткнул наушники и пошел гулять. День был солнечный, но мне казалось, что вокруг лишь тьма. Дышать было тяжело, я с трудом переставлял ноги. Мне нужно прогуляться. Екатерининский парк — особое место. Его очень любила Чудо, и мы были здесь несколько раз вместе. Я помню в ту ночь, когда все случилось, после мы поехали сюда погулять. Мы сидели на лавочке, обнявшись, и над головой пролетали ранние птицы. Чудо трепетно прижалась ко мне, я укрыл ее своей курткой и спрашивал, не холодно ли ей. А она отвечала, что нет. Я спрашивал, не хочет ли она вернуться, или пройтись, или еще чего-нибудь, а она ответила, что главное, чтобы со мной. Было четыре часа утра, и я был очень счастлив в тот день. Я доверял ей больше, чем себе. Я не чувствовал никаких подвохов и камней за пазухой. Я был даже готов пересмотреть свои «рамки» и построить с этой девушкой свое будущее.

А почему я не могу этого сейчас? Потому что ничего не имеет смысла. Потому что у меня нет никого в жизни и сама жизнь пуста, как Вселенная. Хотя Вселенная определенно не пуста. Но в ней нет ничего, что было бы мне дорого. Если перевести все в математику, принять за единицу проблем шкалу от минус десяти до минус одного, а меня самого как человека, представляющего ценность, по шкале от одного до десяти, то получится ноль. Да, вот так просто, ноль. Достоевский был на десятку, а его финансовые проблемы на минус один, в итоге минус десять. Мои проблемы такие же сильные, минус один, но сам я ноль, не представляющий интереса даже для себя, поэтому и проблемы мои пусты. В итоге ноль, зеро, дырка от бубла.

Я отыскал ту лавочку под сводом деревьев, сел на нее. Какая же она неудобная, ползадницы свисает, ноги надо вытянуть далеко и голову откинуть разве что за лавочку. А в то утро она казалась самым удобным местом в мире. Я сложил руки на груди и закрыл глаза. Птицы уже летали, наверное, те же самые, но пели они голосом Милен Фармер, грустно, но не безысходно; и пахло вкусно, летом или поздней весной, деревьями, легким ароматом апельсина и чуть-чуть жасмином. Я почти успокоился, мне даже стало легче дышать.

Прикосновение к плечу меня испугало. Я подскочил, открыл глаза и увидел перед собой девушку. Я оборвал Милен на полуслове, одурманенный запахом духов и в полудреме, я совсем забыл, что сейчас не четыре утра, а полдень, и это не Чудо, а незнакомка.

Я сказал:

— Привет.

— Привет. С тобой все хорошо?

— Да.

— Я просто не поняла, то ли тебе плохо, то ли хорошо.

— Я задремал под музыку, — ответил я, приходя в себя. — Выглядел, наверное, странно?

— Ну я рада, что ошиблась. Хорошего дня. Солнце сильное, не засиживайся, сгоришь.

— Спасибо, и тебе хорошего дня.

Она улыбнулась и пошла дальше. Не знаю, есть ли у меня вкус, предпочтения или что-то еще, что обычно используют люди при вынесении решения вроде «мне нравится» или «не мое», эта девушка была не в моем вкусе. Намного ниже меня, полновата, рыжие волосы, длинные, кудрявые, как у всех рыжих. Очки и веселый, задорный носик, жаждущий приключений. А вот глаза… В них было то, что заставило меня пойти следом, окликнуть ее и улыбнуться.

Глаза со смыслом, с озоринкой, с почти маниакальным огоньком.

— Да?

— Неужели ты бросишь меня тут одного? — спросил я.

Она рассмеялась и поманила меня. Я догнал ее, и мы пошли вместе.

— Иван, — представился я.

— Лиля, — ответила она.

— Спасибо, что разбудила. Иначе я бы и правда сгорел.

— Пожалуйста. А ты чего грустишь в такой солнечный день? Проблемы?

— А у кого их нет? — улыбнулся я. — У всех своих полно!

— Ну рассказывай, — велела она. — До метро минут пятнадцать пешим.

Мне стало смешно! Да, если я сейчас расскажу все, что в моей жизни творилось и продолжается до сих пор, до метро будет куда меньше. Да оно выроется прямо здесь, моментально!

— Да нет у меня таких глобальных проблем, о которых страдает человечество. Так, мелочь.

Она посмотрела на меня так, будто видит на просвет. Так, словно теперь точно знает, что планет в моей Вселенной больше нет.

— Неужели все так серьезно? — спросила Лиля. — Что ты даже незнакомому человеку не можешь рассказать, чтобы стало легче?

Я, великий актер, развел руками.

— Расскажи мне о своих.

— Ну нет уж, — ответила она. — Залезть под юбку куда проще, чем в сердце. Все мои переживания и вся жизнь как раз там. Так что, если вам, молодой человек, интересно, можете попробовать. Но ничего не гарантирую. Мы идем уже семь минут, а вам меня даже заинтересовать нечем!