Я сделал выбор (Записки курсанта школы милиции)

Офицерская школа милиции располагалась чуть поодаль от большой и шумной улицы в п-образном, серого цвета, четырехэтажном здании. Оно стояло в тени огромных серебристых тополей.

Отсюда в 30-е годы не раз поднимались по боевой тревоге и уходили на борьбу с басмачами курсанты рабоче-крестьянской милиции. Эскадроны милиции сражались с басмачами в горах Ходжикента под Ташкентом, преследовали по пятам Ибрагим-бека в Ферганской долине, в Байсуне встречались с английскими сипаями. А когда возвращались, то первое занятие начиналось минутой молчания в память о погибших товарищах. Таких минут было много.

С минуты молчания не раз начинали свои занятия они и в годы Великой Отечественной войны. Не доучившись, курсанты подавали заявления и уходили на фронт, а на их место приходили другие, порой еще дети. Не хватало ребят — девушки надевали милицейскую шинель. На каждый кирпич этого здания можно было бы прикрепить табличку с именем погибшего курсанта...

В тот день, когда я пришел ранним утром в школу милиции, во дворе уже было много народу.

С веселыми лицами по аллее прогуливались группками молоденькие стройные офицеры с новыми, золотыми, только что надетыми погонами, а поодаль стояли разношерстной толпой новички и с завистью и любопытством рассматривали выпускников.

«Так это же обыкновенные ребята, такие же, с какими я служил в армии, работал на заводе, но только в милицейской форме. Почему я их раньше не видел такими? Может быть, потому, что смотрел на них другими глазами — глазами обывателя, через призму злопыхательства базарной тетки, кладовщика Семена».

Мои размышления прервала команда «Становись!» Молодые офицеры, построившись и взяв чемоданы, двинулись на выход. А нас повели в только что опустевшие казармы.

Через несколько часов мы, распределенные повзводно, получали от старшины милицейскую форму, которую предстояло нам носить всю свою жизнь.

Переодевшись, мы с интересом оглядывали друг друга, подходили к зеркалу, откуда на нас смотрели самые заправские милиционеры. А на полу оставались сиротливо лежать только что снятые нами солдатские галифе, рабочие куртки и матросская роба.

Посмотрел я на свою серенькую кепочку, и мне стало немного грустно, как будто я прощался с самим собой. Но долго грустить не пришлось. Шум и задорный смех ребят выводил из такого состояния.

Ребята шутили нарочито громко, вели друг с другом оживленные разговоры и всячески старались скрыть свою грусть от других. Мне запомнился стройный, высокого роста, с вытянутым лицом паренек. Он стоял чуть поодаль, опустив свою чубатую, как у донского казака, голову, и вертел в руках фуражку с зеленым околышем. Видимо, вспомнилась ему застава, где он служил несколько дней тому назад. Но вот он отложил в сторону фуражку, расправив плечи, молодцеватой походкой направился к старшине. Я невольно залюбовался: милицейская форма сидела на нем так, словно он носил ее всю жизнь.

— А куда девать свои вещи? — спросил он старшину, показывая на солдатское обмундирование.

— Не торопитесь, сейчас скажу, — ответил тот и, обращаясь к нам, громко спросил: — Все оделись?

— Все, все, — раздались голоса.

— Вещи оставить, стройся!

Осмотрев нас, старшина скомандовал:

— Городские — два шага вперед, шагом марш! Вам разрешается поехать домой и отвезти свои вещи. Но с условием: вернуться всем до отбоя. И чтобы все было в норме...

Честно говоря, я и не думал, что в этот день попаду домой. Обрадовавшись такому обороту, быстренько собрал свои гражданские вещички, завернул их в газету и выбежал на улицу.

Было уже около пяти часов вечера. Кончился рабочий день, и на трамвайной остановке толпилось много народу. Я остановился чуть в сторонке, не решаясь подойти поближе. Мне казалось, что все смотрят в мою сторону. Растерянность окончательно овладела мной, и я то и дело перекладывал из руки в руку свой сверток. На мое счастье, к остановке подошел такой же новичок-курсант. Ему тоже, видимо, было непривычно в милицейской форме. Он подошел ко мне, и мы заговорили как старые знакомые.

Сутуловатый, в нескладно сидевшей форме, он скорее походил на школьника, нежели на милиционера. Тонкие черты лица, хрупкая фигурка — все говорило не в его пользу.

«Зачем ты пошел в милицию?» — хотелось спросить его, но в это время подошел мой трамвай, и мы расстались.

Он остался на остановке, а я, сев в последний вагон, долго смотрел в его сторону.

— Берите билетики! — прохрипел уставший кондуктор.

Работники милиции пользуются правом бесплатного проезда на городском транспорте, но это неоднократное «Берите билетики! Берите билетики!» не давало мне спокойно ехать. Я не выдержал и взял билет: так будет спокойнее.

Увидев, что на меня никто не обращает внимания, я постепенно успокоился, отвернулся к окошку и так доехал до самого Госпитального рынка.

— Ой! Леша! — услышал я удивленный возглас белокурой девчонки, пробивавшейся в мою сторону.

Это была Ленка. Мы с ней когда-то учились в девятом классе вечерней школы. Правда, она так и застряла в этом же классе.

— Леша! Леша! — пыталась она обратить на себя мое внимание.