Я - Шарлотта Симмонс

Неудержимые слезы. Эдам понятия не имел, что это еще за мисс Пеннингтон.

— Да ладно тебе! Ну перестань! Возьми себя в руки! После трудного экзамена так всегда бывает! Я уверен, что итоговый балл окажется гораздо выше, чем ты думаешь.

— Господи, ничего ты не понимаешь! Я на самом деле плохо отвечала! Мистер Старлинг на меня теперь и смотреть не будет! Он решит, что я из хорошей студентки превратилась неизвестно в ко… ко… ко… ко… ко… кого…

— Прекрати! Прекрати! —

рявкнул Эдам, сам немало удивившись своему приказному тону. — Не хочу больше слушать твое нытье!

Шарлотта от неожиданности даже перестала плакать и посмотрела на Эдама пусть еще полными слез, но уже заинтересованными глазами… От удивления у нее даже слегка челюсть отвисла Она выглядела, как ни странно, не обиженной и рассерженной, а довольной — так порой реагируют женщины на мужские упреки, критику и даже окрик. В этот момент они сами приходят в восхищение и признают за мужчиной право повысить на них голос: мужик — он и есть мужик.

Дьюпонтская баскетбольная команда подъехала к отелю «Циркум Глобал» в Лексингтоне на новом с иголочки междугородном автобусе «мерседес суперлюкс» с подчеркивающими стремительность движения стилизованными синими стрелами по бортам. Джоджо сидел в середине салона рядом с Майком. Сиденья в этом автобусе напоминали кресла в салоне первого класса «Боинга 767». Окна были затонированы, как солнечные очки, так что Джоджо даже не сразу понял, что они уже приехали. «Странно. Никого. Ах, вон же они!» Вслух он, конечно, так же, как и остальные игроки, ни за что не признался бы, что ему доставляет неизъяснимое удовольствие присутствие просто зевак, болельщиков и особенно фанаток — девушек-«группи» — в любой точке страны, куда забрасывал команду календарь чемпионата. И действительно, перед входом в отель собралась уже целая толпа… Джоджо удивило, что Лексингтон, который он всегда считал просто маленьким университетским городком в глубинке Кентукки, оказался достаточно крупным городом и значительным центром деловой жизни, чтобы иметь отель такой сети, как «Циркум Глобал»… У подъезда гостиницы он насчитал немало типичных «белых воротничков», судя по всему, дожидающихся такси, чтобы поехать ужинать или еще куда-нибудь… Но не это на самом деле привлекло внимание парня: ну-ка, ну-ка… шесть, восемь, может быть, даже десять группи… все как одна — белые. Все группи были белые — и это при том, что восемьдесят пять процентов звезд студенческой баскетбольной лиги были черные. Странные они все-таки, эти фанатки.

Джоджо с готовностью и с неожиданной для человека ростом в шесть футов и десять дюймов легкостью вскочил на ноги и направился к выходу из автобуса. Прочь все тревоги и волнения. Плевать, что какой-то сопляк-первокурсник занял его место в стартовой пятерке. Плевать, что какой-то ненавидящий спортсменов преподаватель истории поклялся вышвырнуть его из Дьюпонта. Плевать на все — десять минут, которые обычно уходили на то, чтобы дойти от автобуса до гостиницы и постоять в вестибюле, дожидаясь, пока менеджеры-добровольцы принесут багаж и уладят все формальности у стойки администратора, были десятью минутами райского блаженства в этой земной жизни. Джоджо прекрасно знал, что все члены команды, включая самого последнего пиши-читая, испытывают сейчас точно такой же внутренний подъем. Другое дело, что ни один из них, в том числе и сам Джоджо, не был настолько глуп, чтобы признаться в этом вслух кому бы то ни было. Да, за эти десять минут они превращались в великанов, попирающих землю, населенную простыми смертными.

Когда баскетболисты, низко пригибая головы, чтобы не зацепиться за верхний край дверного проема, выходили из автобуса, у случайных зрителей и специально приехавших поглазеть на своих кумиров болельщиков перехватывало дыхание. Можно было подумать, все действительно опасаются, как бы эти полубоги не повредили свои «тыквы», вылезая из автобуса, хоть и роскошного, но все-таки предназначенного для перевозки обыкновенных людей обыкновенного роста. Зрители благоговейно взирали, как небожители, сойдя на землю, распрямляются и предстают перед ними во всей красе, во весь свой отнюдь не обыкновенный рост.