Я - Шарлотта Симмонс

На самом деле, судя по всему, эта ситуация была для него не более понятной, чем для Эдама.

В тот же день, ближе к вечеру, Эдам набрал на своем мобильнике номер редакции «Дейли вэйв». Давно уже у него не было такого хорошего настроения. Бесспорный, как ему казалось, профессиональный успех стал пусть и временным, но лекарством от страха, связанного с Квотом. Все проблемы и неприятности отошли не то что на второй, а даже на третий или на четвертый план. Он звонил Грегу.

Грег попросил его «повисеть» на телефоне и продержал на линии минут пять, не меньше.

— Ну что там у тебя, Эдам? — наконец спросил он раздраженным голосом. — Давай коротко, а то у нас тут аврал.

— Всего две секунды, — заверил Эдам. — Ты помнишь историю про минет и драку в Роще?

— Твою мать, Эдам! — вскипел Грег. — Сколько раз тебе…

— Минуточку, Грег, всего одну минутку. Это будет сенсация! Я наконец нашел то, чего не хватало этой действительно залежавшейся истории! Мы сможем опубликовать статью на первой полосе как самую свежую новость! Теперь к делу: я только что поговорил по телефону с одним… ну, с одним моим источником… окопавшимся… очень глубоко… прямо в Сейнт-Рее. Так вот: Хойт Торп получил взятку от губернатора Калифорнии за то, чтобы молчать насчет этой истории про минет и драку. А буквально за полчаса до этого телефонного разговора мне звонил сам Торп, который сообщил, что передумал и никакой информации давать не намерен. Взятка, Грег! Вероятный кандидат в президенты от Республиканской партии дает взятку студенту Дьюпонта! Я прямо вижу этот заголовок!.. Грег… Ты меня слушаешь?

Выдержав паузу, редактор усталым и безразличным тоном сказал:

— Да. Слушаю.

— Грег, источник совершенно надежный. Ему можно доверять на сто процентов.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

С другим предлогом

В отношениях с Шарлоттой Эдам взял на себя совершенно чуждую ему по натуре роль «злого воспитателя» — вроде вредного вожатого в скаутском лагере или сурового армейского сержанта, то есть человека, которому абсолютно наплевать, будет ли он казаться подчиненным или подопечным «хорошим парнем». Люди такого типа требуют от других не просто выполнения правил и приказов, но и настаивают, чтобы те прониклись благоговейным трепетом перед этими правилами и приказами, как перед заповедями, начертанными на священных скрижалях самим Господом Богом.

Шарлотта вела себя, как любая девушка в депрессии. Рассвет она встречала с открытыми глазами — ну ни капельки за всю ночь не поспав, — такая напряженная, такая встревоженная и взволнованная, такая заведенная, что ей просто никак было не вылезти из-под одеяла без посторонней помощи. Шутки шутками, но охватившее ее безразличие в сочетании с усталостью от бессонницы и, что еще хуже, страхом все заметнее сказывалось на ее поведении. Бессонный сон в бессоннице сновидений был для Шарлотты чем-то вроде той самой многочасовой поездки на автобусе: восемь, девять, десять часов… в течение этого времени у нее не было ни обязанностей, ни ответственности, ни долга перед кем бы то ни было. Она могла ни с кем не спорить и ни с кем не соглашаться, никого не видеть и ни с кем не общаться. Эти часы были для нее временем, словно официально выделенным Небесами для ничегонеделания и ниочемнедумания.

Хуже всего Шарлотта чувствовала себя в то утро, когда ей предстояло сдавать экзамен по современной драматургии. Эдам поставил будильник на восемь; экзамен начинался в половине десятого, но он хотел быть уверен в том, что она примет душ — да, что ж делать, в общей для всех четверых обитателей дома ванной, — по-человечески причешется, оденется и вообще приведет себя в порядок.

Будильник протрещал сколько надо и затих, а Шарлотта даже не пошевелилась, хотя Эдам прекрасно знал, что она не спит. На все увещевания Эдама девушка ответила каким-то нечленораздельным мычанием. Эдам перегнулся через нее и сунул ей будильник прямо под нос. Ощущение было такое, что Шарлотта чуть ли не в коме: глаза открыты, но в них не было ни искорки света, ни проблеска жизни.

— Черт возьми, Шарлотта! — громко сказал Эдам. Он вылез из постели и — в трусах, майке, уперев руки в бока, — с грозным видом навис над Шарлоттой. — Хватит, я с тобой уже совсем замучился! Мне, между прочим, не нужно было просыпаться в восемь утра, я это сделал только из-за тебя. А теперь сделай ты мне одолжение. На счет «три» быстренько вставай и иди умываться. Экзамен у тебя через полтора часа, и ты пойдешь на этот чертов экзамен, и появишься в аудитории нормальным человеком, который следит за собой, а не заспанным чучелом, а до этого плотно позавтракаешь, чтобы у тебя в крови был нормальный уровень сахара, достаточный для того, чтобы сосредоточиться на экзамене. Так что хватит валяться… Подъем!

Шарлотта по-прежнему лежала, не пошевелив ни одним мускулом, но в глазах у нее что-то тускло засветилось. Тихим невнятным голосом девушка сказала: