Мне всегда приходится начинать письма к тебе с извинений — на этот раз за то, что поместил тебя в один ряд с Маггериджем. Сама ассоциация естественна, однако же случайна и второстепенна: просто вы были единственными литераторами среди остальных нас — обывателей 5-го сектора. И я тебя понимаю. В своих «Хрониках» Магг замечает, что он никому не желает зла. Однако он, похоже, думает зло почти обо всех и вся, за исключением Джорджа Оруэлла и Китти. Последняя либо бесконечно долготерпелива, либо святая, а возможно, и то и другое. Кто-то из твоих мексиканских персонажей говорит, что канонизации должны предшествовать чудеса. Истинное чудо Китти — долготерпение длиною в жизнь по отношению к калейдоскопическим вывертам Магга. Я должен не без скрипа согласиться, что большинство из его текстов являются обязательным чтением — за исключением религиозных пассажей, которые я, зная его столько лет, нахожу тошнотворными.
Не думаю, что мне когда-нибудь удастся увидеть «По ком звонит колокол», однако, судя по твоей рецензии в «Таймс», ты находился в приятном расположении духа, когда писал ее. «Доктор Фишер из Женевы» должен скоро прийти — я полагаю, более трезвое произведение. Прискорбно, что «Санди таймс» оскорбила тебя, заказав свою рецензию этому поносному шарлатану Бернарду Левину. Еще новость — я заменил восемь истрепанных пейпербэков Грина на новенькие хайнемановские издания; я также получил хайнемановское издание твоего старого друга Нарайяна. Я чувствую себя в Мальгуди как дома и удивляюсь этому. Документальное доказательство гласит, что (Мальгуди находится) в доброй тысяче миль от места моего рождения — Амбалы, так что, вероятно, сходства быть не должно. Может быть, Мальгуди вызывает к жизни какие-то давно похороненные образы. Еще более вероятно, что все дело в мастерстве автора. Твое интервью Энтони Бэрджессу в «Обсервер», похоже, больше говорит о нем самом, нежели о тебе. Между прочим, я никогда не писал, что больше всех в <…> мне нравится Буллер. Я полагаю, что сопоставление меня
Да, как ты говоришь, теперь все упирается во власть, но я по-прежнему размышляю над твоей теорией деления. Значительная часть мира уже поделена, а остальная не желает. Не принимая во внимание последний аспект (какая разница, чего хочет Ботсвана?), подобное разделение должно быть взаимно согласовано. А согласия на этот счет достичь, вероятно, труднее, чем договора по ОСВ (SALT), включающего раздел соли в Мировом океане. Между тем нам суждено болтаться между разрядкой и «холодной войной». Что предпримет Картер после Олимпиады? Станет тратить деньги на Диего-Гарсия? Еще один авианосец в Индийском океане? "Антракс”? Ему необходим новый конек, чтобы дотопать до ноябрьских выборов. Разумеется, он переборщил с реакцией на Афганистан. К несчастью, не он один.
Все это уже навязло в зубах — нечто такое, с чем мы уже свыклись. Гораздо больше сейчас тревожит меня то, что принято называть качеством жизни. Единственное спокойное место, обнаруженное мной в Советском Союзе, — это моя квартира — тихая заводь в центре Москвы, где я слышу лишь стрекот моей пишущей машинки да мягкий, нежный, грудной голос моей жены. Везде и всюду меня приводят в ярость шум транзисторов, стерео, моторок, легковых и грузовых автомобилей, самолетов — все эти треклятые децибелы. Дискотек тут пока нет, по крайней мере уличных. Зато есть синие джинсы — непонятная мода — с плоскими бессмысленными карманами и больно жмущие в паху. Молодежь хватает палатки, спальные мешки, еду и прочее и исчезает на несколько дней в лесах. Но это не дело для стареющих джентльменов, принадлежащих к тому, что Оден называл табачно-алкогольной культурой. Я никогда не пробовал наркотиков и слегка завидую твоим вьетнамским опиумным грезам.
И снова я написал больше, чем намеревался. Наверное, чтобы заполнить длительные промежутки между письмами. Всего наилучшего и опрокинь стаканчик «кира».
Твой
П/я 509
Главпочтамт Москва 6 июня 1980 года
Мой дорогой Грэм!