Я шкурой помню наползавший танк

– Фронтовик, щедрой души товарищ, попросил привезти подарок с вершины Саур-Могилы. Коль уж человек не может сам приехать, то пусть горсть земли со святого места придёт к нему.

Прощаемся с молодыми людьми и ложимся курсом на линию фронта. По пути минуем дюжину сёл, в том числе многострадальное Никишино. Почти в каждом из них по изувеченной осколками братской могиле. Чуть позже на стене железнодорожного вокзала Дебальцево обнаруживаю памятную доску, которая гласит, что в начале прошлого века здесь был расстрелян большевик Николая Коняев. На доске свежие следы пуль. Они как бы подтверждают – человек приходит на эту землю исключительно, чтобы крушить плоды рук своих и убивать себе подобных.

Часть семнадцатая

Умолкните, пушки! Гуси летят…

ЗЕМЛЕКОПЫ И ЖАВОРОНОК

Туман валялся на всходах озимой таким плотным облаком, что в нём запросто могли бы плавать селёдки. Или караси. Если они, конечно, ухитрились выжить в прифронтовом озерке, куда прилетают ищущие поживы фугасы.

Но сегодня бог войны Марс из-за плохой погоды устроил выходной. Он заткнул клочьями тумана миномётам рты и лишил зрения оптику приборов управления артиллерийским огнём.

И только пятеро солдат ослушались высочайшего повеления. Они гуськом проследовали мимо нашей машинёшки туда, где горбились брустверы запасных позиций. Парни несли на отягощённых плечах лопаты с прилипшими ошмётками рыжей глины.

Помня строжайший запрет, я не решился сфотографировать уставших землекопов. Но и не стал до конца придерживаться инструкций о пользовании видеоаппаратурой близ линии боевого соприкосновения. Уж больно характерно вписывались в угрюмое утро гребни фортификационных сооружений, которым, словно креповой тесьмой, была перехвачена бледная зелень озимых.

Правда, снимок отложил до лучших времён. Чего доброго, вновь обвинят в разглашении военной тайны со всеми вытекающими отсюда малоприятными последствиями. Тем более, нашлось чем заменить крамольное фото. Как только парни скрылись за бруствером нежилой траншеи, с юга потянуло тёплым сквозняком. Этого оказалось достаточно, чтобы сделать проталинку в небесном своде.

Первым, кто взглянул с верхотуры на опившиеся холодной водой придорожные канавы, оказался жаворонок. Малая птаха так искренне возрадовалась, что обрушила в проталинку водопад бодрящей песни. И в ответ ей серебром полыхнули усеявшие всходы озимой капельки росы.

Но вместе с песней через проталинку просочилась тревога. Как только ветер очистил бездонную синеву, бог войны вновь отправит фугасы искать поживу на поле, где пятеро солдат-землекопов обустраивали запасную позицию.

ПОСТРЕЛУШКИ ПОД ЗВЁЗДАМИ

Вечер начался как всегда. С пострелушек. Обычно они разыгрываются в двух вариантах.

Первый – чисто демонстрационный. Одна сторона делает вид, будто собирается идти в наступление, а другая – с показным усердием атаку отражает. Поэтому потери здесь символические – растянутые сухожилия, оцарапанная колючками боярышника щека.

Вариант второй – кровавый. Он плавно перетекает из первого в том случае, если кого-нибудь ранят или, что ещё горше, убьют. После этого начинается всеобщая заварушка.

Разогревают ей подствольники и миномёты. Затем из схронов выползают закованные в броню Змеи Горынычи. Выбрасываемое ими из стальных глоток пламя служит ориентиром для наводчиков противотанковых ракет.

Относящиеся к мирной жизни звуки вянут перед громогласным рёвом мочилова. И только противоугонные сирены брошенных у подъездов легковушек пытаются выразить возмущение по поводу беспардонного поведения фугасов, которые валят навзничь старые осокори.

Когда стрельба утихает, становится слышен клекот беспилотника. Его всевидящее око ощупывает развороченную землю, до неправдоподобия плоские тела убитых и перегороженные павшими осокорями окраинные улицы. Поэтому беспилотник мне кажется падальщиком, который никак не может насытить свою утробу. Но вот в небе зародилось какое-то движение. Будто под самыми звёздами пробудился речной ручей. Мне даже слышно, как перекатывается через корягу вода и водят хоровод весёлые льдинки.

Движение поднебесного ручья докатывается и до поля брани. Иначе не берусь объяснить причину затянувшейся в пострелушках паузы. Могу лишь повторить два зародившихся под звёздами слова: «Гуси летят».

Судя по перекличке, шесть или семь птах отстали. И теперь они просили вожака сделать остановку на пруду за околицей. Однако тот был неумолим. Он приказывал лететь дальше. Туда, где пути возвращающихся на родину стай не пересекаются с беспилотниками и огненными трассами скорострельных пушек.