Я сказала правду

– Красное! – ответила моя мама. – Я помню. Наверняка с тонюсенькими бретельками и такое обтягивающее, что вырисовывается контур трусов.

– Нет, – возразила я. – Платье очень красивое, правда.

– Брючный костюм тоже очень красивый, – заявила мама. – Точно такой был на Ханне на шестидесятилетии Анны-Мари. Давай-ка надевай.

Я со вздохом сделала ей такое одолжение. Брючный костюм был бежевый, жутко не шел к моему цвету лица и висел на мне мешком.

– Не понимаю, – удивилась мама. – Это сорок восьмой размер! Ну-ка встань прямо.

– У меня сорок четвертый размер, мама.

– Правда? Странно, обычно я очень хорошо определяю размер на глаз. И потом, ты ведь самая толстая в семье. Ну, ничего, они работают круглосуточно. Если я позвоню им прямо сейчас, завтра в первой половине дня у тебя будет такой же, размером поменьше.

– Мама... – Тут зазвонил мой сотовый. Я бросила взгляд на дисплей: Оле. Опять.

– Нет, не спорь со мной. Для меня очень важно, чтобы завтра ты выглядела прилично, потому что все тебя будут разглядывать, можешь не сомневаться, – произнесла мама. – Я хочу, чтобы ты могла там появиться с высоко поднятой головой. И я тоже! Надеюсь, ты не забыла, в какое положение меня поставила, – мать, чья дочь хотела покончить с собой... Ну, ответь же, деточка, эта штука производит просто невообразимый шум.

– Алло!

– Привет, дорогая, я просто хотел спросить, как у тебя дела, – бодро проговорил Оле.

– Кто это? – прошептала мама.

– У меня все в порядке, я сейчас у мамы, – ответила я в трубку.

– А ты ей уже обо мне рассказала?

– Оле, да нечего тут рассказывать.

– Заканчивай скорее! – велела мама. – Скажи, что перезвонишь. У нас дела!

– Ты перегибаешь палку с этим ожиданием, – настаивал Оле. – Сказать тебе, сколько женщин на этой неделе явно продемонстрировали мне, что готовы занять место Миа? Со всеми связанными с этим правами и обязанностями?

– Бьюсь об заклад, каждая твоя помощница- практикантка, – скептично произнесла я. – Сколько их у тебя, кстати?

– Хо-хо-хо, кажется, кто-то ревнует? – самонадеянно спросил Оле.

– Эти сотовые телефоны – настоящая напасть, – пробормотала мама. – Их нужно запретить. Всегда и везде быть на связи – это просто ужасно. А эти, как их там, СОС-сообщения! Уже даже Арсениус и Хабакук вовсю начали их рассылать.

Я вздохнула:

– Оле, мне нужно идти. Увидимся в субботу у Каролины и Берта. – Я положила сотовый обратно в сумочку.

– Наконец-то! У тебя есть подходящие туфли? – спросила мама. – Простые черные, на низком каблуке хорошо подойдут. Должна сказать, что твои волосы, вопреки обыкновению, выглядят довольно аккуратно. Если ты их уложишь круглой щеткой, так вполне сойдет. А если тебя кто-нибудь спросит, где ты сейчас живешь, пожалуйста, не говори, что ты живешь у этой ужасной Шарлоты, потому что ты знаешь, о чем они все подумают... Еще эта татуировка у Чарли на руке...

– Мама! Никто не может подумать ничего дурного из-за того, что я временно живу со своей замужней беременной подругой и ее мужем.

– Ха! Плохо же ты знаешьлюдей и их страсть к грязным фантазиям. По неподтвержденным слухам твоей кузине Дайане пришлось расстаться с биржевым маклером. Но, как я уже сказала, до сих пор этим слухам не нашлось никакого подтверждения. – Мама вздохнула. – Наверняка завтра вечером ты единственная придешь без кавалера. Я рада, что хоть Ригелулу в этот раз не придется идти одной. Алекса просто лопнет от зависти, ведь Патрик – человек с высшим образованием, а ее Клаудия смогла подцепить лишь мелкого служащего. Когда я сказала ей, сколько может зарабатывать ай-ти, она даже побледнела.

– А что лучше: ай-ти или стоматолог? – задумчиво спросила я.

– Глупый вопрос. Конечно же, стоматолог, – ответила мама. – В этом случае, по крайней мере все понимают, о ком именно идет речь. Но их очень трудно заполучить. Нужно быть реалисткой.

Я не смогла сдержать своих фантазий, принявших весьма опасный оборот: я представила, как мы с Оле подъезжаем к отелю на черном «Порше-Каррера» и выходим на красную дорожку. У моих тетушек и двоюродных бабушек челюсти отвиснут, когда они увидят Оле. А когда они еще узнают, что он дантист, зубы у них от ужаса застучат, а мама будет так мной гордиться, что даже забудет поворчать из-за красного платья...

– И сделай, наконец, маникюр! – велела мама. – Скажи, ты что, грызешь кожу вокруг ногтей, да? Ты разве не знаешь, что этого делать нельзя!

«Мама, я буду грызть, что и когда мне вздумается, и я ни за что не надену этот унылый брючный костюм!» Именно так мне хотелось сказать, глядя прямо в глаза своей матери. Но я не смогла этого сделать.

Вот почему, оказавшись у Чарли дома, я вся кипела от ярости.

– Должна же я хоть раз в жизни ей возразить, – причитала я. – Но когда она вот так стоит передо мной, у меня все слова из головы вылетают и ноги подкашиваются. Может быть, завтра я и напялю этот бежевый мешок на себя и буду потом страдать.