Я сказала правду

В результате мама так ничего и не поняла. Но я не сомневаюсь, что она рассказала всем своим подругам, что новый молодой человек моей сестры «очень милый» и что он «зарабатывает много денег». И что она очень надеется, что на этот раз все серьезно.

Что Патрик думает о нас, сказать было сложно. На лице у него застыло абсолютно нейтральное выражение.

— Ну, Патрик ведь знает, что маленькие мальчики иногда шалят, — произнесла Тина. — В конце концов, он и сам ведь когда-то был таким же проказником.

— До того, как стать ай-ти, — откликнулась я.

— Но он был хорошо воспитанным маленьским проказником, — продолжила Лулу и похлопала Патрика по руке.

— Конечно, — проговорил тот. — Мой отец придавал большое значение манерам поведения за столом.

— Ты что, хочешь сказать, что наши дети плохо воспитаны? — спросила Тина, обменявшись с мужем, Франком, сердитыми взглядами.

— Можно, — изрекла вдруг моя мама. Это был ответ на немой вопрос Арсениуса: «Можно мне еще яблочного сока?»

— И пожалуйста, — сказала я. Что означало: «Можно мне еще яблочного сока, пожалуйста?»

— Дайте мне яблочного сока! Сейчас же! — потребовал Арсениус. — Мне нужно перебить чем-нибудь этот отвратительный вкус.

— И мне тоже, пожалуйста, еще сока, — прошептала Хизола.

— Невоспитанные, зато выражаются метко, — заметила Лулу.

— Сначала своих детей заведи, потом будешь высказывать мнение, — парировала Тина.

— Я дипломированный педагог, — взорвалась Лулу. — И вот уже шесть лет работаю с детьми. Полагаю, что я уже сейчас могу высказываться на тему воспитания.

— Девочки! — Мама налила Арсениусу и Хабакуку яблочного сока и поставила бутылку обратно в буфет. — Хватит уже. Каждое воскресенье все об одном и том же. Что о нас подумает Патрик?

Патрик сохранял все тоже, непроницаемое выражение. Он жевал свиную сосиску, устремив взгляд на фигуру фарфорового леопарда почти в натуральную величину, которая стояла на большом мраморном подоконнике рядом с пальмой в бело-золотом горшке. Этот великолепный ансамбль довершали бело-золотые занавески со шнурами, украшенными двумя невероятно упитанными ангелочками. Если Патрик в этот момент вообще думал о чем-то, то наверняка мысль его была следующей: «Это самая безвкусно обставленная столовая из всех, где мне доводилось бывать».

И у него, несомненно, было основание так думать.

По обстановке комнаты безошибочно угадывались предпочтения моей мамочки: куда ни глянь, всюду пухлые ангелочки и бело-золотая цветовая гамма. И леопарды. К этим диким кошкам мама питала особенно нежные чувства. Любимой ее вещицей был торшер, подставка для которого была сделана в виде леопарда.

— Совсем как настоящий, правда? — любила она спрашивать.

И точно. Если бы на голове у леопарда не красовался бело-золотой абажур, наверное, его можно было бы принять за настоящего, особенно учитывая, что шерсть и усы у него были самые что ни на есть натуральные.

Каждое воскресенье наша семья собирается на обед в этой клетке с хищниками. Только Рики, моей второй по старшинству сестры, с нами не бывает. Она живет с мужем и дочкой в Венесуэле. И даже мама, которая в географии полный ноль, успела уже понять, что нельзя вот так запросто смотаться из Венесуэлы на обед к родителям в Дельбрук[2]

.

— В той Венесуэле, которая в Южной Америке, — иногда поясняла она знакомым. — А не в той, которая в Италии.

Как я уже говорила, в географии мама полный ноль. А вот свиные сосиски у нее получаются просто супер. Я съела три штуки, а Хабакук — целых четыре. К картошке с капустой он больше так и не притронулся. Но под конец обеда Тина, как всегда, забрала у Франка пустую тарелку, поставив перед ним тарелки детей. А Франк и глазом не моргнув подмел все остатки еды, включая те, которые уже были пережеваны. В прошлом году Арсениус жутко вопил, когда Франк, по привычке доедая из тарелок детей, заглотил выпавший у Арсениуса молочный зуб, который тот положил на край блюда. Мне до сих пор становится плохо, как только подумаю об этом.

Обсуждение проблем воспитания сошло на нет.

— Вот всегда так, — все-таки добавила Тина. — Своих детей нет, а к моим вяжутся постоянно.

Я налила себе и Хизоле яблочного сока.

— Спасибо, — прошептала Хизола.

— Бабушка, Герри у нас весь сок выпьет! — завопил Хабакук.

— Дедушка принесет из кладовой еще, — сказала мама и окинула меня злобным взглядом. Папа встал и скрылся в кладовой.

Он вернулся с яблочным соком и каким-то конвертом, который протянул мне.

— Тебе письмо, Герри. — Папа легонько погладил меня по щеке: — Ты сегодня какая-то бледная.

— Это потому, что она совсем не бывает на свежем воздухе, — тут же вставила мама.

— С каких это пор вы стали получать мою корреспонденцию? — спросила я. Конверт уже был любезно распечатан, видимо, чтобы мне не пришлось напрягаться. Я взглянула на имя отправителя: — К. Колер-Козловски. Не знаю такого.

— Ну конечно же, ты знаешь Клауса, — сердито возразила мама. — Он хочет пригласить тебя на встречу выпускников.

— Разве у него двойная фамилия?

— Современные мужчины часто берут себе двойную фамилию, — сказала мама.