Я слежу за тобой

От нервного перевозбуждения Холли не в силах усидеть на месте и меряет шагами цокольный этаж, всякий раз проходя мимо Сариной красной комнаты. Из-под двери не видно света, да и Сары с Дэниелом дома нет, поэтому они не смогут ее поймать. Алексис не должна появиться раньше половины одиннадцатого, потому что до этого у нее намечен ужин с Джоном и Лизетт в «Капилано-Роуд-хаус». На изыскания у нее есть около двадцати минут.

Холли все равно мешкает в нерешительности, прежде чем повернуть ручку двери. Но ей необходимо увидеть, над чем работает Сара.

Холли тихо и быстро заходит в красную комнату и закрывает за собой дверь. Там очень темно. Она включает фонарик в телефоне, радуясь, что на белых прищепках над мойкой не висит никаких фотографий.

Все ящики стоящего в глубине комнаты металлического шкафа заперты, но пока Холли ничто не отвлекает, она может их открыть. Пилочка для ногтей с легкостью входит в замок верхнего ящика. В нервном и возбужденном состоянии Холли выдвигает ящик и обнаруживает там ряды черных папок. Она достает одну из дальнего конца правого ряда и открывает. Там в маленьких пластиковых квадратиках вставлены негативы. Она садится на бетонный пол, скрестив ноги, кладет рядом телефон и подносит негативы к глазам. На всех запечатлен ныряющий в бассейн Джейкоб; его белый, как привидение, силуэт удивительно контрастирует со льющимся сверху солнечным светом.

В следующей папке хранятся захватывающие дух фотографии из парка Капилано. Холли достает самую тоненькую папку, засунутую в самый конец правого ряда. Она ждет, что там снова окажутся негативы в кармашках, но там уже отпечатанные фотографии. Готовые фотографии с ее изображением.

Несколько первых снимков, на которых Холли запечатлена возле бассейна и в воде, вполне безобидны. Но при виде остальных она охает вслух. На одной изображен дом Холли в ярком свете жутковатой оранжевой луны. На другой – окно ее спальни. Шторы задернуты, но они настолько тонкие, что через них виднеется бледно-розовое изголовье ее кровати, и в обрамлении окна различим ее собственный силуэт. На следующей фотографии сквозь прозрачную ткань штор, которая служит скорее фильтром, чем защитой, она видит себя, обнаженную, откинувшуюся на подушки и глядящую на мужчину, также обнаженного, – Люка. Его изображение размыто, и акцент сделан не на нем. Их лиц различить невозможно, и даже тела нельзя рассмотреть четко, но сам этот момент она помнит прекрасно.

Сара снимала ее с самого первого дня. Это фото было сделано в ту ночь, когда она только приступила к работе у Голдманов. Тогда она пригласила Люка к себе, чтобы отблагодарить за то, что взял на работу Алексис. Есть там и другие фотографии, сделанные через высокое оконце в цокольном этаже. На них Холли заснята спящей в комнате, которую она стала считать своей. Здесь она полностью одета, лица снова не видно, но нельзя отрицать, что фотографии очень интимные, и на всех в кадре именно Холли.

Что, черт возьми, происходит? С какой стати Сара это делает без ее согласия? Холли прикрывает рот рукой. У нее становится муторно на душе, поскольку она не может взять в толк, для чего Саре понадобилось вторгаться в ее личную жизнь таким образом.

Но когда она снова смотрит на фотографии, просто смотрит как зритель, ее потрясение сменяется благоговением. Снимки прекрасные – простые и строгие. Они выполнены с художественным вкусом и уважением. В них нет ничего крамольного, даже несмотря на их интимность. Сара будто запечатлела на них мрак души Холли, это непреходящее чувство, которое она всюду носит глубоко в себе.

И тут, подобно вспышке молнии, ей открылась истина. Это не вторжение в личную жизнь, а преклонение. Сара в самом деле любит ее, но не в привычном смысле, не в романтическом, а именно так, как всегда хотелось Холли. Это фотографии матери, горюющей по выросшей дочери. Это Сарина попытка навсегда удержать ее рядом.

Начинает звонить телефон, и Холли подпрыгивает от неожиданности. Номер скрыт.

– Алло, – шепотом говорит Холли в трубку, хотя понимает, что никак не может разбудить Джейкоба в его спальне наверху.

С другого конца линии доносится только чье-то дыхание.

Сердце Холли бешено колотится в груди.

– Кто это?

Щелчок.

Через секунду телефон звонит снова.

– Да? – вопросительно отвечает на звонок Холли.

В ответ раздается лишь шуршание и потрескивание.

– Дэниел? – спрашивает она.

Связь обрывается.

Ей вдруг становится тесно и страшно в темной комнате. Дрожащими руками она убирает все обратно в ящик, изо всех сил стараясь, чтобы папки оказались на тех же местах, где были. Заперев ящик, Холли на цыпочках выходит из комнаты, закрывает за собой дверь и поднимается наверх. Новый звонок застигает ее на первом этаже дома. Она отвечает.

– Перестаньте мне звонить! – шипит она в трубку.

– Что? – Это Алексис. Она ошарашена.

– Ой, господи. Прости. Мне только что были какие-то жуткие звонки, и там вешали трубку. Я не посмотрела, кто звонит на этот раз.

– Жуткие звонки? От кого?

Холли проклинает себя за то, что заставила волноваться Алексис.

– Скрытый номер. Не знаю. Да неважно.