Я служил на флоте

Славик Корнаев был старше меня на четыре года. Чуть ниже меня ростом, коренастый осетин, надежный во всех отношениях. Я всегда ценил его советы и прислушивался к его мнению. Быстро спустился в каюту. Мы обнялись, несколько минут поспрашивали друг друга о здоровье, о домашних, о службе. Я искренне был рад другу. Пригласил посмотреть больного матроса и показал, где будем его оперировать. Корнаев побеседовал с Поваром и Любченко, расспросил, чем каждый из них будет заниматься во время операции. Ответами матросов остался доволен. Затем мы вдвоем отправились к Кононенко и доложили о готовности к операции. Александр Стефанович пожелал нам удачи и углубился в читку газеты.

Доложил командиру о начале операции. Попросил его идти против волны, ибо удары волны о борт вызывают сильные толчки. И если не держаться руками за что-нибудь, мощный толчок может сбить с ног. А если ты в этот момент оперируешь и в руке у тебя скальпель или инструменты для остановки кровотечения, типа остроконечных зажимов, может иметь место несчастный случай. Командир обещал, что при начале поворота корабля нас будут оповещать голосовым сообщением. Ветер постепенно усиливался, а это, естественно, влияло на высоту волн, что увеличивало амплитуду качки. Операция проходила в следующих условиях. Корнаева и меня, намертво вцепившись в каждую ногу, держали по два матроса, лежа на палубе и широко разбросав ноги для устойчивости. Любченко обхватив руками столик с инструментами, опершись спиной в переборку кубрика, ноги — в положении шире плеч. Повар сегодня за операционную медицинскую сестру, его ногу также мертвой хваткой держит здоровенный матрос третьего года службы. Вторая нога свободная, чтобы он мог вращаться по оси от столика с инструментами к операционному столу. Мелехов широкими ремнями привязан к столу, стол прикреплен цепями к открывающимся из пазов в палубе крючками. Вот в таких условиях мы начали операцию.

Но природа решила еще раз проверить моряков на вшивость. Мощнейший удар о борт корабля случайной волны отбросил Любченко от переборки, не выпуская из рук столика с инструментами, он рухнул на палубу с корабельным матом. Смеялись все, даже запеленованный Мелехов повизгивал на операционном столе. Одному Любченко было не до смеха — при ударе о палубу он надорвал ушную раковину и сильно ушиб голову. У нас наготове был еще один столик со стерильными инструментами. Любченко немедленно его накрыл и вновь занял боевую позицию.

Операция длилась около часа и прошла успешно. Приключений больше не было. Мы отправили прооперированного матроса на корабельных носилках по внутренним коридорам в изолятор медсанчасти, сами же прошли в мою каюту. Надо было в истории болезни записать весь ход операции. Славика Корнаева я в этот день с корабля не отпустил, попросил вместе со мной понаблюдать за Мелеховым. На самом деле мотивы были другими. Просто хотел отблагодарить его за оказанную помощь и содействие. Затем решил пригласить и флагманского врача Кононенко на ужин, отметить благополучное завершение операции. Однако Александр Стефанович мое предложение отклонил, объяснив, что переходит на корабль управления «Виктор Котельников». Вел себя весьма странно: в глаза не смотрел, суетился, выглядел подавленным и неуверенным в себе. Забегая вперед, скажу: больше этого человека я никогда не встречал. Он исчез из бригады, из эскадры, из Севастополя, говорили, что он переехал в Ростов, откуда был родом.

Поднялся на командный пункт к командиру, доложил ему о проведенной операции, о состоянии матроса Мелехова. Рассказал о странном поведении флагманского врача. Вот тут — то командир меня и просветил.

— Когда вы с Корнаевым оперировали матроса, твой начальник Кононенко подслушал по — видимому мой разговор с командиром бригады. Говорили с комбригом об операции, он меня заверил, что в случае благополучного исхода будет ходатайствовать перед командующим эскадры о присвоении тебе и Корнаеву высоких правительственных наград. Вас решили представить к орденам Красной Звезды. Решение комбрига я поддержал. Оперировать больного в шестибальный шторм может только врач, обладающий большим мужеством и ответственностью.

Это хорошая часть нашего разговора, Руслан, а теперь о плохом, — командир тяжело вздохнул и продолжил, — все таки, скорее всего Кононенко подслушал мой разговор с комбригом. Он быстро набросал текст о проведенной операции, но заменил вас собою- якобы в тяжелых штормовых условиях он один прооперировал матроса Мелехова. Аккуратно подделал мою подпись и передал матросу в помещение ЗАС. Матрос телеграмму в Москву отправил, но засомневался в подлинности документа и принес мне написанный рукой Кононенко текст с моей подделанной подписью. О случившемся я доложил комбригу, а он — командующему эскадрой.