Я спас СССР! Том II

Теперь тяжело вздыхаю уже я и снова утыкаюсь в тарелку. Мезенцев разливает по третьей и убирает початую бутылку в холодильник.

— Ну, раз ты все понимаешь правильно и улавливаешь… за тебя!

Мы выпиваем и заканчиваем подчищать тарелки. Мезенцев опять закуривает:

— А что будет с Брежневым и Шелепиным? — интересуюсь я.

— Следствие открыто, твоя пленка приобщена к делу. Формально им светит покушение на убийство и попытка насильственного захвата власти. Сидеть они будут до суда, но думаю, сам суд будет закрытым. И где-нибудь подальше от Москвы. По крайней мере, мне пока поступило указание все засекретить.

— Такое не скроешь — я морщусь от запаха дыма. Мезенцев замечает, вдавливает окурок в пепельницу.

— Никита будет решать. Вместе с Президиумом.

Генерал достает записную книжку, пишет в ней цифры и, вырвав листок, протягивает мне.

— Это номер телефона секретного коммутатора дежурного по управлению. После допроса — уедешь из Москвы, но дашь знать, где ты и как тебя найти. Все понятно?

— Предельно — я забираю бумажку, кладу ее в карман брюк.

— И ничего не бойся. Время работает на нас, отобьемся.

Мезенцев встает, надевает пиджак. Крутит диск телефона, стоящего на холодильнике, вызывает машину. Я тупо разглядываю пустую рюмку. Как жизнь-то резко поменялась!

— А скажи мне, Алексей, какие у тебя отношение с Фурцевой?

— С младшей или со старшей?

Генерал закатывает глаза:

— С обеими, Леша, с обеими!

— Ну… со Светой мы учимся вместе и отношения… эээ… — тут я чувствую как краснею — Вполне дружеские. Месяц назад вместе ходили на прием в СООД, потом в музей Васнецова. На этом все. А вот со старшей Фурцевой у нас отношения напряженные. Она меня почему-то приняла за охотника за приданым ее дочери. Обвинила огульно в том, что я за счет ее высокого положения хочу получить блага и построить карьеру. Пришлось объяснить ей, что она не права. Объяснил в довольно резкой форме.

— Зачем ты вообще с ее дочерью связался?! — укоризненно качает головой Мезенцев.

— Случайно получилось. Но согласитесь, Степан Денисович, если бы не Света, я не познакомился бы с Брежневым, и их заговор удался бы.

— Алексей, а ты не находишь, что у тебя в последнее время слишком многое происходит случайно?

Я молчу. Не хочу больше оправдываться. Мезенцев вздыхает.

— Я вчера на Пленуме имел разговор с Фурцевой, министр о тебе расспрашивала. Со смехом рассказала мне последние слухи — не поверишь, но тебя многие считают моим внебрачным сыном! И у меня сложилось впечатление, что настроена она по отношению к тебе очень даже благожелательно.

Да… Вот как ветер то переменился! Я усмехаюсь. Был студент Русин никем, а теперь вдруг завидным женихом стал — Хрущева спас, орден получил…

— Да мне такая теща даром не нужна!

— Хорошо, что ты это понимаешь. Держись от этой семейки подальше. Историю про Стрельцова слышал?

— Слышал.

— Фурцева дама очень злопамятная. И себе на уме. Один раз ее из Президиума пришлось убирать — интриговала против Никиты.

— Думаете, споются они с Сусловым?

— Даже думать пока про это не хочу!

Генерал устало трет глаза. И я ему даже сочувствую. Свалилось же на мужика "огромное счастье"…

— И вообще — молчи, Алексей, побольше. Молчание — золото. Сейчас каждое твое слово может быть использовано против тебя.

— Это вы о чем?

— О твоих речах у костра за кружкой вина.

— Уже и об этом успели донести?!!

— Алексей! «Донести» осталось в прошлом, в сталинских временах. Выбирай, пожалуйста, выражения по-аккуратнее, раз уж мы с тобой теперь по одну сторону баррикад.

— Ну…не донесли, так доложили.

— Вот! Это уже более корректный термин. Донос — это наговор. А мы предпочитаем использовать в работе только достоверную и проверенную информацию.

Бла— бла-бла… Какие у нас теперь в КГБ высокие стандарты! А по мне — что в лоб, что по лбу.

Генерал надевает пиджак, затягивает узел галстука. Перед самым уходом я спрашиваю:

— Степан Денисович, а к Аджубею можно заехать проведать?

— К нему все еще никого кроме родных не пускают. Вот вернешься из… «отпуска» и проведаешь.

* * *

— Солнышко! Что с тобой??

На Вике лица не было. Мы встретились у массивного здания ресторана Пекин, который одним своим крылом выходил на площадь Маяковского. Где, собственно, и началась моя эпопея с диссидентами и КГБ. Девушка была одета очень просто — черная юбка, белая, строгая блузка. Волосы зачесаны в жесткий пучок, на лице ни следа косметики. И это «выходной» наряд для праздника?!?

— Случилось, Русин, случилось — в голосе девушки прорезался металл.

— Опять тревожный набат в голове?? — я оглянулся. Вокруг было прилично народу, но рядом — никого. Москвичи после трудового дня спешили по домам, возле ресторана толпилась очередь.

— Набат у тебя в штанах! — Вика раскраснелась. В гневе она была прекрасна!

— Говори, что у тебя с Быковой!

Суки! Донесли уже. Не Москва — а проходной двор.

Я плюю на свои модные джинсы, падаю перед Викой на одно колено, хватаю ее за руку и начинаю блажить голосом незабвенного управдома Бунши из "Ивана Васильевича…":

— Виктория Андреевна, я царствовал! Но вам не изменил. Меня царицей соблазняли, но не поддался я! Клянусь!