Я стану демоном через шесть дней (СИ)

Отклонив ещё несколько предложений гостеприимного мужчины, Фёдор всё ж таки распрощался с ним, и отправился вниз по лестнице. Мужик же, забывший что куда-то шёл пять минут назад, остался дома.

Выйдя на улицу, Фёдор уныло поплёлся по тротуару. В его голове вертелись тысячи мыслей. И самой навязчивой была та, что демоном он уже почему-то быть не хотел. События, случившиеся с ним после смерти, заставили на многое смотреть под другим углом. Теперь он точно знал что есть Рай и Ад. Точно знал, где проведёт вечность. При этом, ему не давала покоя возможность прощения, о которой говорил священник и которую подтвердил сам Дьявол. Хотя... На примере греческого командира, возможно прощение даётся и не всем. А может у него просто больший срок? Сколько там веков прошло со времён сражения у Левктра? Много... Выходит, тем, кто пошёл на грех умышленно прощения не видать? А нужно ли оно Фёдору? Ведь у него все шансы стать демоном, старые обиды и ненависть всё ещё теплятся в нём. Но быть демоном хочется уже не так, как два дня назад...

Неожиданно его осенила мысль. С ехидной улыбкой, Фёдор направился в метро. В этот раз полиции на станции не было и единственным неудобством стал свисток толстой контролёрши, когда он прыгал через турникет. Спустя минуту, парень уже ехал в сторону своей бывшей работы.

Стоя перед дверями морга, он долго не решался войти. Здесь его знали абсолютно все, и для всех он был мёртв. Как скептики-врачи, которые сами констатировали его смерть, отнесутся к его появлению? Может не стоит пугать до полусмерти своих коллег, с целью их последующего спасения? Может пасть перед Сатаной на колени и молить прощения? Или всё-таки стать демоном? А может путь к демону, это и есть путь к спасению? Запутавшись в своих мыслях, Фёдор толкнул дверь и вошёл внутрь морга.

В глубине холодного помещения он слышал чьи-то голоса. Дежурная смена. Стараясь не шуметь, он прошёл вперёд по коридору и притаился у входа в комнату, где сидели люди и где он сам провёл не одну ночь. Коллеги, воспользовавшись выходным днём и отсутствием начальства, пили водку.

-Ну что, Петрович... Не чокаясь? -донеслось до Фёдора.

-Будем...

Парень прижался к стене и продолжал слушать.

-Эх, молодой парень... Жить да жить. Вот его чёрт подначил бомжей резать. И надо ему это было?

-Тсссс! Об Ущербном теперь либо хорошо, либо ничего, -ответил другой голос. От услышанного Фёдора перекосило злостью.

-Да что у ж там... Много про него хорошего вспомнишь?

-Может, и не много, а вот я лично от него и плохого ничего не видел. Да, дикой был немного. На мир волком смотрел. Однако и его жизнь покидала. Вот был бы у тебя диабет, вот ты бы чего делал?

-Ну не людей резал, это точно. Он бы и нас со временем, того... Может оно и к лучшему.

-Что к лучшему? Умер человек к лучшему? Какой бы ни был, а человек! Мы вот с тобой тоже хороши. Ты сам-то с ним хоть раз поздоровался, без шуток плоских? То руку ему сдавишь, что он от боли корчится, то Ущербным назовёшь. -Фёдора снова передёрнуло, -А он-то тебе хоть раз слово плохое сказал?

-Нет...

-Забитый парень был. С родителями не повезло, ни девке никакой не нужен... Врагу такой судьбы не пожелаешь. Наградил его судьба этим диабетом... Так бы может хоть бабу нашёл, детьми обзавёлся, а то ходил один и шарахались все его, словно заразный.

-Угу... Высушил его диабет знатно... Без слёз не взглянешь.

-Вот и хрен-то. Ему руку помощи протянуть надо было. А мы всё... Шутки шутили. Вот и сорвало парню крышу от такой жизни. Не чокаясь?

-Будем...

Прижавшись лбом к стене, Фёдор зажмурился что есть сил. Из глаз текли слёзы.

-Да, Петрович... Жалко парня. Очень жалко. А ведь и похоронили его как собаку. Он восемь лет этой больничке отдал, из морга почти не вылезал. Ты вспомни, все выходные, все праздники... Постоянно прикрывал нас. Кому подмениться, за кого просто выйти - никогда не отказывал.

-Да ему тут спокойней было.

-А вот это и плохо! Когда живому человеку посреди покойников спокойней. Однако из песни слов не выкинешь, работе он себя всего отдавал. Сколько интернов тут побывало, сколько он им знаний передал? А вскрывали-то они тех же бомжей. И кто на это внимания обращал? Никто. Помер бомж, и как жабу его на стол, на опыты. И никому дела не было. А Ущербный одного добил и всё! Начальство денег на похороны не дало и половина больницы скидываться отказалась. Вот ты, сколько дал?

-Нисколько. Могилу я с тобой вместе ковырял в земле промёрзшей.

-А вот я и могилу ковырял, и на крест двести рублей сдал. У него на могиле и нет ничего, кроме креста. Я имя на бумаге фломастером написал, да к кресту скотчем приладил. А то вообще как изгой, безымянный был.

-Так изгой он и есть. Вот ты сам посуди: он хоть раз с нами посидел? Компанию составил? Сколько раз звали?

-Вот дурак ты Петрович есть, дураком и помрёшь! Ты диабетика звал водку пить и шоколадками закусывать! И не по имени звал, а Ущербным! Пойдём, говорил, Ущерб, посидим, выпьем?! А то глаза у тебя скоро вываляться от худобы. И шоколадкой в лицо тыкал, на мол, поправляйся! Вот ты сам себя после этого кем считаешь?