Я страдаю по тирану

Влад предполагал, что ночь с Лесей будет… неординарной, мягко говоря. Взял все самое простое, чтобы не напугать и не сделать ненароком больно. Но, похоже, чувственность этой девочки оказалась куда выше, чем он предполагал. Интересно, на что Леся еще способна в постели? На многое, судя по ее реакции на его игры.

И он с удовольствием покажет ей мир самых разных удовольствий.

А сегодня так и быть, пусть поспит. Ему не впервой мучиться желанием, глядя на безмятежного Олененка. Сейчас у него есть воспоминания о том, как она стонала, как запрокинула связанные руки за голову, как он любовался упругой попкой с пробкой и как она кончала в его руках, даже не понимая, что повторяет ее имя.

Знал бы, что она способна так охрененно произносить его имя — записал бы на диктофон и в старости, когда начнутся проблемы с потенцией, включал бы.

На душе легко и хорошо, хотя должно быть наоборот. Архипов чувствует, как неумолимо привязывается к сумасбродной легкомысленной и веселой секретарше, но ничего не может, а скорее даже не хочет, с этим делать.

Как легко нарушаются клятвы, данные самому себе, надо же. И образ Лены, как назло, тускнеет. Обычно он в такие моменты достает ее фото, восстанавливает в памяти некогда любимый образ, но сейчас не поднимается рука. Это как-то кощунственно, лежа в постели с одной девушкой, вспоминать другую. Пусть и мертвую.

За окном уже цветает, когда Владу, наконец, удается задремать. Сквозь сон он чувствует, как осторожно прижимается Леся. Она словно проверяет допустимые границы: сначала пододвигается поближе, потом утыкается носом в его плечо. А когда Архипов аккуратно гладит ее за ухом, смелеет, обнимает и по-хозяйски закидывает ногу. Становится тепло. Не только в комнате, но и в душе. Приятное ощущение нужности, не показной-инстаграмной от опостылевших эскортниц.

А от искренней и бесхитростной Леси. Которая не имитирует оргазм и объятия.

Наверное, Архипов может спать так целую вечность, но… его будят буквально через несколько часов громкие веселые голоса. Сначала кажется, что это сон, но потом он понимает, что слышит грохот наяву и мгновенно просыпается. Леся что-то недовольно бурчит.

Охрана, стоит ему нажать тревожную кнопку, будет через две-три минуты, но что-то останавливает Влада от такого шага. Здравый смысл, наверное, пробившийся через сонливость. Ну какой камикадзе будет лезть в чужой дом в этом поселке? Даже конченные психи не подставляются под пулю охраны домов миллионеров.

— Архи-и-ипов! — слышит он.

Дверь приоткрывается и в комнату заглядывает шоколадно-карамельная шевелюра, а следом за кудрями появляется и их хозяйка.

— Крестовская, ты охренела?! Что ты тут делаешь?

Может, шампанское попалось паленой и это все-таки глюки?

— Я тут праздную. В смысле, мы празднуем. Да и вы теперь тоже.

— Что празднуете?

— День рождения Сереброва Олега Сергеевича, три кило двести граммов, пятьдесят четыре сантиметра.

— Бля, почему так рано?!

— Ну, знаешь ли, ребенок — это не РЖД, дети по расписанию не родятся. Хватит спать! Спускайтесь, мы привезли кучу еды.

— Крестовская, вот скажи мне чисто для понимания масштаба катаклизма, мы — это кто?

— Я, Игорь, Крис, Серега, дети. Серж уже поставил мангал, будем делать тосты на гриле. Олеся! Просыпайтесь! Восемь утра — пора наслаждаться жизнью!

Олененок не способна с утра вести деловые разговоры, поэтому ее ответ прост: в Аньку летит подушка. Та смеется и исчезает в коридоре, но ее голос еще долго доносится до спальни.

— Она не отстанет, — вынужден констатировать Влад. — У Сереги родился ребенок и он проставился в своей манере. Сам не приехал, а мы — страдай.

Словно в подтверждение его слов дом наполнился детскими воплями.

— Я забы-ы-ы-ыл диноза-а-а-авра-а-а-а!

— Леша, ну е-мое, а с ежиком ты поиграть не можешь?!

— Я хочу диноза-а-а-авра-а-а, м-а-а-ама-а-а!

Леся тоскливо смотрит на неплотно закрытую дверь. Она поспала хоть и подольше Влада, все равно еще провалялась бы минимум до обеда. Но вряд ли у них есть такая роскошь.

Иногда Архипов благодарит высшие силы за то, что, забрав у него семью и любимую, хотя бы оставили друзей.

А иногда ему хочется покрошить их всех в салат и пропустить через блендер!

— Галина-бланка — буль-буль! — тихо поет Олененок.

Самое время.

Она снова залезает под одеяло, даже носа не торчит. Желание последовать тому же примеру огромное, но теперь поспать не удастся. Вопрос времени, когда в комнату завалятся дети, обнаружат дядю Влада и повиснут гроздьями. Познакомятся с Лесей — и он станет на шаг ближе к черте, за которую не планирует заходить.

— Олененок. Вставай. Они от нас не отстанут.

— Еще пять минут.

— Ладно. Пять минут.

Он нащупывает под одеялом что-то теплое и мягкое, принадлежащее Олененку — не то грудь, не то что-то с противоположной стороны, прижимает к себе и проваливается было в приятную дремоту, как вдруг комната наполняется мерзким звуком мобильника.

Он не умолкает, звенит на весь дом и адски бесит. Приходится поднять трубку.

— Макс, ты уволен.

— За что?!

— За восемь, сука, утра в воскресенье!

— Но вы же сами просили позвонить, если Семенченко скинет предложение.