Я тебе объявляю войну, девочка!

С ужасом наблюдаю, как Вадим сгибает сильнее мои колени и разводит их в стороны. Откровенный взгляд обжигает промежность. Я дрожу как струна перед разрывом. Сразу столько эмоций! Смущение. Возбуждение. Шок — когда он крепко обхватывает за бедра, лишая возможности даже пошевелиться.

Наши глаза встречаются. Мои — изумленные тем, что Вадим вдруг склоняется над моим животом. А его — какие-то пьяные и вызывающе самоуверенные.

— Ты вся мокрая, Светик… Знаешь, что это значит? Ты меня, сволочь такую и отродье, очень сильно хочешь. Хочешь ведь?

Я сжимаю зубы, проглатывая положительный ответ. А спустя мгновение задыхаюсь от влажного прикосновения его языка у меня между ног. Выгибаюсь в пояснице, вжимаясь ягодицами в его жесткие пальцы.

Чувствовать чьи-то горячие выдохи там — это за гранью моих понятий о разврате. А смотреть при этом Вадиму в глаза — настоящая пытка. Но он словно силой мой взгляд удерживает, обостряя ощущение, что я сейчас перед ним раскрыта больше чем когда-либо перед кем бы то ни было. Кровь гудит от напряжения. Дышу через раз. Изнываю. И никак не могу это остановить.

Вены взрываются адским жаром, одновременно с тем, как его язык сменяется губами. Они то всасывают, оттягивают, сжимают, то мягко оглаживают натертую плоть жаркими выдохами. Его движения ускоряются, набирают интенсивность. Мне становится тяжело дышать от тяжести, скрутившей узлом низ живота.

Вадим словно предугадывает попытку сжать ноги, распиная меня перед собой коротким, властным движением. Во мне словно детонатор срабатывает. Нестерпимое блаженство вышибает дух. Тишина забивается в уши, только бешеный грохот сердца внутри дает понять, что я все-таки жива.

Нега медленно отливает от эпицентра в конечности, постепенно сменяясь блаженным опустошением. Мыслей нет. Есть только смазанное движение сбоку, пойманное на периферии сознания.

Все, на что я способна — открыть глаза и повернуть голову к вытянувшемуся рядом Вадиму.

Все те же, подсвеченные огнем, острые черты лица, пронизывающий взгляд, самодовольная улыбка на влажных губах…

Желание треснуть его никуда не исчезло. Это все тот же невыносимый мерзавец.

— Вижу, тебе понравилось, — заключает он хрипло. — Ну и как? Тебе разве мало того, что ты сейчас чувствуешь? Одно удовольствие и никаких разочарований. Чего тебе еще надо, глупая? Любовь придумали ушлые маркетологи, а поверили дураки. Вроде нас с тобой…

Я не могу сдержать саркастичной улыбки. Точно он.

— Я когда-нибудь заклею тебе рот, идиот…

Глава 35

Вадим курит. Я наблюдаю за тем, как подрагивает сигарета в ухоженных длинных пальцах и постепенно осознаю содеянное. Не жалею, но стоит прикрыть глаза и словно наяву вижу его торжествующий взгляд, устремленный мне между ног. Сколько раз вспоминаю, столько раз подыхает в муках моя гордость.

Я запрусь в четырех стенах! Вернусь домой и проверну в замке ключ на все обороты, как это делает папа. А затем сяду перед зеркалом и буду заново учиться смотреть в свое бесстыжее лицо…

— Дай угадаю, проклинаешь меня?

Злобин сжимает пальцами мой подбородок и, выдохнув дым в сторону, целует в губы. Против обыкновения, неспешно, без своего дебильного доминирования, от которого во мне обрывается сердце. От такого поцелуя в груди порхает и хочется обниматься. Но объятья в настройки Злобина не входят, судя по всему.

Боже, для этого человека любовь бесполезна как функция. Какие могут быть нежности, о чем я?

— Думаю, на чем мне уехать домой.

Злобин поднимается с пола и, поправив все еще оттопыренные в паху брюки, устремляет грустный взгляд на мои ноги.

— Думать об этом должен мужчина.

— Мужчина предложил бы девушке остаться, — вздыхаю, отворачиваясь.

Я платье одернула практически сразу, но желание прикрыться от этого меньше не стало. Наверное, поэтому ответ звучит с раздражением.

— А ты хочешь остаться?

Вот как можно задавать такие вопросы с таким

серьезным лицом?! Неважно, чего я хочу. ОН должен дать понять, что этого хочет. После того, чем мы здесь занимались, это особенно важно.

Болван он, вот кто, если ему нужно разжевывать элементарные вещи.

— Я сейчас сяду на троллейбус и не останусь здесь больше ни на секунду, — бурчу, старательно не глядя на Вадима.

По словам домработницы, его женщины именно так уходят. Мне, положа руку на сердце, хочется привилегий. Пусть я не модель и опыта у меня кот наплакал, но Злобин сам говорил — эксклюзив. Если он сейчас ко мне так по-свински относится, то и со временем лучше не станет.

Как представлю, что меня опять проводит эта вредная хамка, так у меня внутри все переворачивается. Я же не стану перед ней оправдываться, что в обоих случаях Вадим и штанов-то не снял. А если бы я повелась и мы переспали по-настоящему? От такого отношения к себе можно сон потерять! Ему самому бы такое понравилось?

— Троллейбус? Серьезно? В вечернем платье и без трусов ты там произведешь фурор.

Он с усмешкой облизывает губы, и я чувствую, как моментально краснею.

— Кстати, верни мое белье, — произношу тихо.