Последний раз цветы мне дарила дочь на день рождения в прошлом году. Еще сослуживцы фирмы один большой букет и торт. А мужчины цветов не дарили давно. Разве что в далекой молодости, когда у меня было несколько поклонников, которые иногда дарили мне цветы на первые свидания. А затем и муж. Правда с каждым годом он дарил мне цветы все реже и реже, и всё чаще говорил, что это слишком расточительно, и покупал что-нибудь более практичное, к примеру, очередную сковородку на кухню. Я конечно соглашалась с ним, и делала вид, что рада его хозяйственности, но в душе всё равно обижалась. После мужа я ни с кем не желала заводить отношения и по свиданиям не бегала, только лишь с Мистером Иксом. И он тоже дарил мне цветы… но не Антон…
Антон мне цветы не дарил. И улетный секс у нас ночью был именно с Антоном, а не с Мистером Иксом.
Это очень романтично, и в тоже время очень странно. И улыбаться больше не хочется.
— Скажи, зачем ты это делаешь? Зачем даришь мне цветы? Зачем ухаживаешь за мной, завтрак в постель приносишь? Ты же говорил, что я для тебя всего лишь наживка? — решаю я сразу же расставить все точки над «i», пока он вновь не заставил меня потерять голову.
Как оказалось, этот мужчина имеет надо мной не шуточную власть.
— Я никогда не говорил тебе, что ты для меня «всего лишь наживка», — отвечает он, серьезно смотря мне в глаза. — Я лишь говорил, что мне нужна твоя помощь в поимке убийцы моего отца, а до этого звал с собой в Москву. Причем звал, не только потому что мне нужна твоя помощь, я ведь уже на тот момент понимал, что ты совершенно не причем, а хотел тебя защитить, и заодно понять, что они дальше будут делать. И ты согласилась. — Он понизил голос, а взгляд его похолодел. — А затем отказалась. Вот я и решил слегка надавить. К тому же оставлять тебя одну в Новосибирске не хотел, особенно учитывая смерть Вейстера и Шевронского.
— На тот момент они еще были живи, — говорю я, а сама чувствую, что еще немного и поверю в то, что Антон действительно хотел чего-то большего. Возможно… отношений со мной?
— Да, но я не исключал, что кто-то из их нанимателей придет к тебе лично, — пожимает он плечами.
— Ты мог бы просто поставить наблюдение?
— Мог, — кивает он. — Но я не мог больше находиться в Новосибирске, мне необходимо было вернуться в Москву, а оставить тебя одну — нет. Не мог.
Я в шоке смотрю на мужчину.
— Ты переживал? Ты заботился обо мне?
— Да, неужели ты этого до сих не поняла? — с горькой улыбкой на лице говорит он.
— Почему же сразу не сказал? — растерянно спрашиваю я.
— А ты захотела бы меня выслушать? Ты вспомни, что ты мне сказала еще тогда на крыше?
Я опускаю взгляд вниз. Мне мучительно стыдно за свои слова, я тогда действительно много лишнего сказала.
— Тогда почему не объяснил всё уже на допросе в полиции? — хватаюсь я за последнюю соломинку, не желая признавать свою вину, и вновь смотрю в его глаза.
А он в ответ хмыкает:
— Потому что был зол, вот и наговорил тебе тогда всякого.
— То есть, ты хочешь сказать, что не стал бы садить меня в тюрьму, если бы я наотрез отказалась с тобой ехать? — приподнимаю я одну бровь от осознания.
— Сомневаюсь, что ты отказала бы мне, — выдохнул он, отводя свой взгляд в сторону.
— И все же? — подалась я чуть вперед. — Ты бы посадил меня в тюрьму?
Антон пододвинул себе стакан с соком, и взяв вилку в руку, серьезно посмотрел на меня:
— Только последняя тварь может позволить, чтобы её ребенку кто-то нанес вред. И если бы ты отказалась мне помочь, значит тебе была бы прямая дорога в тюрьму.
— То есть? — выпадаю я в осадок. — Это какой-то твой очередной психологический тест, что ли?
— Да, — кивает он. — Когда я общался с тобой мне показалось что знаю полностью твой характер. Знаю кто ты. И уже тогда решил, что ты мне подходишь по всем параметрам. Мне с тобой комфортно. Но когда ты высказала мне все те слова, там на крыше, то усомнился в своих выводах. И даже решил, что возможно ты умело скрывала свою настоящую личину. Таких людей я уже встречал в своей жизни.
— Ну и ну… — выдыхаю я, глядя на мужчину с недоумением. — Подхожу? Тебе со мной комфортно?
— Да, — пожимает он плечами, и недовольно хмурится, будто я спрашиваю о каких-то глупостях, надоедая ему тут. — Мне нравится заниматься с тобой сексом, мне нравится видеть отклик в твоем теле. И мне нравится твой характер. Конечно не на сто процентов, но я его еще подкорректирую.
Мои брови ползут вверх от услышанного, а челюсть в прямом смысле этого слова падает в низ, и не сдержавшись я с веселой злостью и сарказмом говорю:
— Подкорректируешь? Ты серьезно? А не слишком ли ты много на себя берешь?
Он глубоко вздыхает, словно набирается сил, а затем начинает говорить более жестким тоном: