Я тебя не вижу

– Во-первых, – сказала Марина, – почему ты решила, что я влюбилась? – Она знала, что должна отстаивать свое чувство, что никто не имеет права на него посягать и, если нужно, она бросится в атаку и будет стоять насмерть, но затевать еще одну ссору, вторую за день, просто не было сил. – Кто тебе сказал? И потом, мы виделись всего один раз.

– Этого достаточно.

– Не знаю, – сказала Марина, и Юле показалось, что ее голос звучит странно, – то ли слишком спокойно, то личное слишком уверенно.

Марина тоже обратила на это внимание. Уверенность в себе появилась вместе с тем чувством, которое, как цветок в зимнем лесу, распустилось в ее сердце. И наверное, она стала лучше. Наверное.

– Предположим, – сказала Марина. – Но ты сама говорила, что мне надо влюбиться. Разве нет?

– При чем тут это? Марина, он – другой. И мир, где он живет, не такой, как наш. Если ты не думаешь о себе, подумай о нем. Он другой, понимаешь?

– А Ежов? – спросила Марина, и вместе с этим безобидным словом, казалось, выплеснулась наружу вся ее ненависть – ненависть, которая накопилась в сердце за долгие годы безответной любви к Петровичу (понемногу сдавая позиции, оскорбленное чувство до сих пор жило где-то там, в укромных уголках ее души, оно требовало справедливости, оно жаждало мести, потому что никто не имеет права посягать на чужую любовь).

– Что Ежов? – не поняла Юля.

– Ежов, этот монстр, – сказала Марина, смакуя каждое слово и с наслаждением предвкушая свою победу, – разве он не другой? Что у вас общего?

– Он не монстр.

– Нет? Разве это не он сломал руку Петрову?

– Он не хотел, – сказала Юля и немного смутилась.

– Неужели?

Продолжать разговор было бессмысленно. К счастью, В дверь позвонили – это вернулась от родителей Генриетта Амаровна.

– Я открою, – сказала Юля.

А Марина отправилась чистить зубы, потому что было уже одиннадцать.

3

Это произошло в пятницу. То есть началось все еще накануне, но именно в пятницу Марина поняла, что случилось нечто невероятное.

Генриетта Амаровна имела привычку смотреть по телевизору криминальную хронику. После этого у нее каждый раз подскакивало давление, но, даже если бы началась война и объявили воздушную тревогу, она бы ни за что на свете не отказала себе в удовольствии досмотреть до конца новый выпуск криминальной хроники.

– Бабушка, – спрашивала Марина, – зачем ты это смотришь? Объясни.

– Вот именно, – говорила Юля, - зачем? Генриетта Амаровна, у вас снова давление поднимется. Так нельзя.

Но Генриетта Амаровна и слышать ничего не хотела.

– Я имею право знать, – говорила она, – что происходит в этой стране.

Спорить было бесполезно. Едва ли не каждый вечер Юлин папа, врач высшей категории, позевывая, поднимался со второго этажа на пятый, чтобы в очередной раз измерить теще давление и в случае необходимости провести, как он выражался, воспитательную работу. Давление каждый раз оказывалось слишком высоким, и тогда Александр Иванович говорил:

– Генриетта Амаровна, дорогая, вам покой нужен. Покой.

– А, – махала рукой Генриетта Амаровна.

– Напрасно вы рукой машете, – говорил Александр Иванович тем вкрадчивым голосом, каким привык разговаривать со своими пациентами. – Здоровье у человека одно.

– Какое в моем возрасте здоровье, – смеялась Генриетта Амаровна. – Сто лет скоро.

Надо сказать, она преувеличивала: в этом году ей исполнилось всего лишь семьдесят два.

Как известно, современный человек не может обходиться без телевизора, и поэтому в пятницу Генриетта Амаровна снова села смотреть очередной выпуск криминальной хроники.

– Ба, может, переключим? – без всякой надежды в голосе спросила Марина.

К се удивлению, Генриетта Амаровна пожала плечами – ей самой все это порядком надоело. Но тут голос за кадром сказал:

«Вчера около десяти часов вечера в доме номер пять по улице Академика Пальчевского была убита женщина…»

– Какой ужас, – сказала Генриетта Амаровна, увидев на экране изуродованное тело.

– Это же наша улица! – воскликнула Марина.

«Вероятно, – закончил диктор, – преступление было совершено на бытовой почве. Убийца скрылся. Идет следствие».

– Бабушка, смотри, это наш универмаг. Не может быть!

– Может, моя дорогая.

Генриетта Амаровна поправила очки и, тяжело вздохнув, взяла с журнального столика пульт и переключила программу. На экране появилась молодая женщина в желтом платье, которое едва закрывало бедра.

«Инспектор, – сказала она, – вы должны гарантировать мне безопасность – в противном случае, я отказываюсь давать показания.

– Какой-то кошмар. – Марина встала и вышла из комнаты.

«Вчера около десяти часов вечера, – повторила она про себя, – в доме номер пять по улице Академика Пальчевского… Не может быть, – сказала себе Марина. – Просто невероятно».

Вчера вечером она стала свидетелем преступления. Как произошло убийство, Марина не знала, но она видела преступника – это точно.

– Какой-то кошмар, – снова сказала она уже из коридора.

– Еще бы, – согласилась Генриетта Амаровна. - Просто в голове не укладывается. На бытовой почве – надо же.

4