Я тебя отпускаю

Честно говоря, ей тут же захотелось в номер, под одеяло, покрепче прижаться к нему, блаженно закрыть глаза и слушать, как мелко барабанит дождь по стеклу, и, постепенно согреваясь, провалиться наконец в сладкий глубокий сон.

– Нет, не передумала, – твердо ответила она. – Валяться в номере, когда за окном Венеция? – И с плохо скрываемой обидой уточнила: – Ну что? До встречи?

Он молча кивнул с равнодушным видом и огляделся.

– Господи, ну что тебе так нравится? Посмотри вокруг: эта твоя дорогая Венеция – просто старая и облезлая кокотка, изо всех сил прикрывающая морщины и дряхлость. Что тебя так восхищает, убей, не пойму! Здесь все пахнет затхлостью и плесенью. Нет, если еще все это подсветить, может, и ничего. А так – извини. Шляться по городу под дождем и умиляться и восторгаться? – Не прощаясь, он развернулся и быстро пошел к гостинице.

Глядя ему вслед, Ника было заплакала, но взяла себя в руки и, отогнав обиду и грустные мысли, стряхнула зонт, огляделась и бодро направилась вперед.

Она вышла с узкой, казалось бы, совсем незначительной улочки – хотя уже поняла: здесь они все узенькие и очень значительные – и вдруг, как по мановению волшебной палочки, оказалась на площади Святого Марка. Это было как в сказке, когда открывается потертая крышка старой шкатулки и ты, немножко робея, вместе с чудом все же ждешь подвоха. Робеешь и предвкушаешь. И еще – очень надеешься. И перед тобой открывается нечто такое, что на пару минут ты просто перестаешь дышать. Да что там – ты в оторопи, ты в недоумении: так бывает? Нет, ты сто раз все это видела на картинах, но сейчас… Сейчас ты стоишь здесь, на этих светлых камнях, выложенных аккуратной елочкой, и пытаешься осознать, что все это, между прочим, XIII век. Ты стоишь под этими арками-сводами, а перед тобой – чудо. Обыкновенное чудо. Ника не чувствовала, как по щекам катятся слезы, смешанные с дождем. Сколько времени она так простояла? Какая разница? Вернул ее к действительности чей-то крик, и, вздрогнув от неожиданности, она немного пришла в себя.

Площадь была почти пустой – голубей, неотъемлемой части пейзажа, не было вовсе: не только люди, но и птицы попрятались от дождя. «Увидеть Венецию и умереть!» – перефразировала она слова классика. И правда, красивее этого города Ника ничего не видела. Высоко задирая голову, Ника шла по площади, разглядывая барельефы, фрески и мозаику, колонны святого Марка и Теодора, часовую башню, здания Старой и Новой прокурации, библиотеку, и вышла на пьяцетту – небольшую площадку у канала, предваряющую большую пьяццу. Ника постояла у воды, зеленой и мутноватой, вглядываясь в укрытую дымкой тумана базилику Санта-Мария-делла-Салюте.

Золотая голубятня у воды,Ласковой и млеюще-зеленой

Заметает ветерок соленыйЧерных лодок узкие следы.<…>Как на древнем, выцветшем холсте,

Стынет небо тускло-голубое,Но не тесно в этой теснотеИ не душно с сырости и зное[3].

Пару минут раздумывала, не окликнуть ли ей гондольера, но было так сыро и ветрено, что она не решилась.

Холодный ветер от лагуны.

Гондол безмолвные гроба.Я в эту ночь – больной и юный —Простерт у львиного столба[4].

У воды она окончательно продрогла и вернулась на площадь. Дождь усилился. Ника спряталась в галерее, под сводами у кафе «Флориан», не решаясь туда войти. Нет, испугали ее не цены, хотя были они, конечно, заоблачными. Но это нормально. Еще бы, посетители там бывали такие, что нечему удивляться: Гёте, Байрон, Казанова, Руссо, Хемингуэй, Модильяни, Стравинский и Бродский. Да и само кафе – место историческое. Его открыли в 1720 году, и оно стало первым местом, где могли собираться и женщины. Бальзак писал – она помнила почти дословно: «Флориан был и биржей, и театральным фойе, и читальным залом, и исповедальней, коммерсанты обсуждали в нем сделки, адвокаты вели дела своих клиентов, некоторые проводили в нем целый день и театралы забегали в кафе в антрактах представлений, даваемых в расположенном неподалеку театре «Ла Фениче». Она стояла, вспоминая строки Бродского: «Площадь пустынна, набережная безлюдна…»

Все так. Сквозь пелену мелкой мороси Ника смотрела на площадь Сан-Марко, пока не почувствовала, что промокли ноги.