Так какого черта? Так и буду сидеть, анализировать, размышлять на тему вечного? Сбегать, как чертова истеричка? А в это время какая-нибудь пронырливая Оленька, запустит когти в Швецова. Это сейчас он мой, и не скрывает этого, а что будет, когда ему надоедят мои побеги? Да он и дня «в холостяках» не проходит. Ему стоит пальцами щелкнуть, как набежит толпа страждущих.
Готова ли я его отдать? Променять на свое спокойствие, удобство и строгий план, разработанный на много лет вперед?
Нет.
На часах пять утра. Я встаю с постели, вызываю такси, и пока оно подъезжает, собираюсь. На обеденном столе оставляю записку для родителей и тихо выхожу из дома.
Он встречает меня в дверях. Сонный, растрепанный, в одних пижамных брюках. Одной рукой держится за ручку, второй опирается на косяк.
— Привет, — губы меня не слушаются, ноги тоже, но я все равно подхожу к нему, заглядываю в настороженные темные глаза.
— Чем обязан? — Швецов задумчивым взглядом проходится по мне с макушки до пяток, будто пытается решить, рад он меня видеть или нет.
— Понимаешь… — замолкаю, так и не сказав в чем дело. Не могу подобрать нужные слова. Они комом встают поперек горла, не желая выходить наружу.
— Нет.
Да какого черта? Что я как зашуганная девственница из тайги?! Зачем вообще нужны эти слова?
Просто шагаю к нему, поднимаюсь на цыпочки, чтобы дотянуться и целую.
Влад не отвечает, смотрит на меня сверху вниз, и я не могу понять, о чем он думает. Хочет прогнать? Так ведь я не уйду. Если уж решилась, то буду идти до конца.
Отстраняюсь от него, едва переводя дыхание.
— Кх, даже так, — смотрит на меня, чуть склонив голову на бок, — кто-то передумал?
— Ты хочешь поговорить об этом?
— Не уверен.
— Мне уйти, — с вызовом вскидываю брови.
— Э, нет, Ярослава. Я дважды отпускал тебя, — он спокойно берет меня за руку и заводит в квартиру. Демонстративно запирает один замок, второй, третий, потом еще дергает задвижку, — больше на это не рассчитывай. Я не настолько благороден.
— К черту благородство, — наконец делаю то, о чем мечтала. Прикасаюсь кончиками пальцев к стальному прессу, очерчиваю каждый кубик, веду руку выше. По тяжело вздымающейся груди, по ямочке над ключицей. Зарываюсь ладонью в темные волосы на затылке и снова тянусь за поцелуем.
Стыда не осталось. Сомнений тоже. С нудной девочкой Ясей покончено.
— Одна проблема. У меня по-прежнему нечего жрать, — наглые руки ныряют под футболку и смыкаются на моей талии, опаляя прикосновением.
— Я не голодна.
— Это пока, — шепчет он, прикусывая мочку уха, — гарантирую, скоро проголодаешься.
— Кто еще проголодается! — нетерпеливо толкаю его в плечо. У меня выдержки ноль — вся рассыпалась, стоило только к нему прикоснуться, — если ты меня сейчас не утащишь в спальню, я съем тебя самого!
— Не в этот раз, — он смеется, подхватывает меня на руки и куда-то несет, а я цепляюсь за его плечи и словно кошка урчу от удовольствия, счастливая оттого, что могу наконец трогать его, как захочу.
Глава 7
— Как это переезжаешь? — вопит Ольга, — Куда?!
— К Владу.
— Пап, скажи ей!!!
— Ей, — отвечаю вместо него, беру со стола яблоко и с громким хрустом откусываю, — мм, вкусно.
Сестра на грани того, чтобы упасть на пол и кататься из угла в угол, как она любила это делать в детстве в отделе игрушек.
— Яся, а вы не торопитесь? — с сомнением спрашивает тетя Лена.
— Торопятся! — тут же подхватывает младшая.
— Да помолчи ты! — цыкает на нее мать, — нет, если у вас все серьезно, чувства, эмоции и все остальное — это здорово. Но вы знакомы-то сколько? Месяц?
— Три недели.
— Тем более. Зачем так быстро съезжаться? Совместный быт — это дело такое…а если еще дети пойдут.
— Лен, ну что ты ворчишь. Мы ж с тобой живем, и ничего, не подрались. И тоже, между прочим, быстро съехались, и Ольга у нас сразу получилась, — усмехается отец, — и эти притрутся.
— А тебе лишь бы только договор со Швецовыми закрыть! Постыдился бы! Чай не корову продаешь, а дочь родную к мужику жить отпускаешь.
Папа смущается, краснеет и салфеткой вытирает внезапно заблестевшую лысину:
— Да, нет. Что ты такое говоришь, — мямлит, отводя взгляд в сторону.
Я до сих пор не пойму, как он умудряется сочетать в себе две противоположные натуры. На работе, с подчиненными — зверь, а дома совсем другой человек.
— Никуда она не пойдет! — Оля топает ногой, — пусть дома сидит!!!
— Конечно, родная, у тебя забыла спросить, — бросаю ей огрызок яблока, и она по инерции его ловит. Злится еще больше. Бросает его в меня, а я уворачиваюсь. В результате огрызок попадает в стену.
— Иди, убирай!
— Ну, мам!
— Я не для того дом драю, чтобы ты тут своими капризами разбрасывалась!
— Она первая кинула!
— Я просто поделилась. Как ты любишь.
После «Трех поросят» отношения с сестрой опустились ниже некуда. Она не простила мне подставу, а я не нуждалась в прощении. Замкнутый круг. Родители периодически пытались нас мирить, но все заканчивалось очередным скандалом. Потому что единственный расклад, который устраивал Оленьку — это чтобы я перед ней извинилась, а заодно перестала встречаться с Владом.
Перебьется.
— Девки, цыц! — сердится тетя Лена.