Я тебя верну

— Нее, — тянет он, — ничего не хочу.

Мне хочется сказать что-то, чтобы он перестал выглядеть, как мистер Обнаглевший-в-край-Гоблин, пришедший домой почти в полночь. Как назло, в голове нет достойных слов, один шлак, кипящий под действием эмоций.

Я не могу позволить себе опустится до уровня базарной бабы, закатить истерику, как бы это сделала Оленька. Чертовы правила. Сама их придумала, сама и мучаюсь.

Нет сил смотреть на его сияющую физиономию, как и слушать рассказы о прекрасном продуктивном вечере. Внутри разливается какая-то пустота, и я уже хочу уйти в спальню, но вдруг замечаю на его щеке красное пятно.

— Погоди, — подхожу ближе, встаю на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть и убеждаюсь в своих подозрениях.

Это след от помады.

***

— Это что? — говорю, а голос странно звенит.

— Что? — не понимает Влад и тянется к щеке, но я перехватываю его руку, не позволяя стереть улику, и тащу его к зеркалу.

— Вот это что? — тыкаю пальцем в отражение.

Швецов хмурится, приближает физиономию к зеркальной поверхности и рассматривает свою щеку.

— Не знаю. Где-то испачкался

— Влад, я похожа на идиотку? Это помада!

Он трет пальцами кожу, убирая следы преступления.

— Значит, от матери осталось, — он беспечно жмет плечами, — она меня напоследок целовала.

Ревнивый узел в животе моментально ослабевает. Я ему верю, сразу и безоговорочно. Просто знаю, что он говорит правду и все, но это меня не успокаивает. Наоборот, градус бешенства нарастает, и желание избежать скандала безвозвратно исчезает.

— Мммм, мама, — хмыкаю, складывая руки на груди, — кто еще там был?

— Да много кого. Почему это тебя так интересует?

— Ты еще спрашиваешь почему?

— Да, Ясь. Я спрашиваю. Ты выглядишь так, будто у тебя фитиль догорает и сейчас рванет.

Надо же, какое тонкое психологическое наблюдение.

— А ты не понимаешь?

— Представь себе нет. Не понимаю.

— Там все были со своими женами, подругами, а ты меня даже не позвал.

— И? — вопросительно поднимает брови.

У меня создается впечатление, будто я со стеной говорю.

— И? Это все, что ты можешь сказать?

— Я не пойму, что ты еще хочешь услышать?

— Хочу услышать вескую причину, почему ты меня не взял с собой.

— Я не хочу соединять личную жизнь и работу. Это должны быть две несоприкасающиеся Вселенные. Работа на работе, а дома ты. Я не собираюсь это смешивать.

И я снова вижу свое будущее: девочка для домашних разговоров. Встретила, тапки в зубах принесла, сижу слушаю историю о трудовом дне своего мужчины, улыбаюсь, и по первому требованию снимаю трусы.

— Ты считаешь, это нормально?

— Да, считаю, — Швецов смотрит на меня исподлобья, и в этом взгляде нет ни капли раскаяния. Он уверен в своей правоте, — а что не так?

— Что не так? Ты серьезно? То есть я должна сидеть и ждать тебя, как преданная собачка, пока ты там по совещаниям мотаешься, по встречам, по мероприятиям?

— Об этом речи никогда не было. Никто не привязывает тебя дома к батарее. Сходи с подругами в кафе, развлекись. Никто тебе этого не запрещает. Хобби себе найди какое-нибудь, — делает неопределённый жест рукой, — если так хочешь, можешь работку себе какую-нибудь найти, чтобы новые платья выгуливать.

Беда в том, что платья — это не то, вокруг чего вертится мой мир. Особо близких подруг у меня нет. Мне некогда было дружить. Я училась, все свободное время тратила на свое развитие, на подготовку к достойному будущему. По той же причине и не развлекалась особо, считая это бесполезной тратой времени.

И вот теперь все это оказалось за бортом. Ненужное, обесцененное по щелчку пальцев.

Влад прав. Сейчас фитиль догорит и меня рванет.

— Ярослава, — строго произнес Швецов, — я не знаю, какая муха тебя укусила, но давай заканчивать с этим бредом. Я не гулять ходил, а работал, чтобы обеспечить нам нормальную жизнь, будущее, а ты ведешь себя как капризная девочка, недовольная тем, что ее оставили одну.

Боже, он совершенно меня не понимает!!!

— Да при чем тут это? — я почти кричу, — дело не в том, что я была одна. А в том, что ты не воспринимаешь меня в серьез. Я хочу с тобой ходить на такие мероприятия. Хочу принимать участие в важных переговорах. Хочу быть полезной и нужной.

— Ты мне нужна, — улыбается, но глаза остаются серьезными, — но я, похоже, как-то неправильно это демонстрирую.

— Я хочу, чтобы ты воспринимал меня всерьез в плане работы! Нормальной работы, а не места, куда можно выгуливать платья!

— Ты опять об этом? — он злится, — тебе делать что ли больше нечего?

— Представь себе, нечего. Я всю жизнь пахала, старалась, а теперь получается, что все зря.

— Ясь, не драматизируй. Нечего тебе делать на таких мероприятиях, — он пытается говорить примирительно, — там скучно, нудно и все разговоры только о цифрах, деньгах и поставках.

— Я умею считать. И цифры, и деньги, и уверена, что смогу разобраться с поставками. У нас был курс логистики.

Он отмахивается, как от ребёнка, доводя до белого каления.

— Это совсем другое.

Я сейчас взорвусь. Меня распирает и крутит настолько, что в ушах звенит.