Это была ужасная попытка замять дело, Майлз понимал это так же, как и я. Правда заключалась в том, что я до ужаса боялась нацистов, и вот один из них материализовался прямо передо мной.
– Пожалуйста, сними форму, – прошептала я. – Пожалуйста.
Он посмотрел на меня с каким-то странным выражением лица и сделал несколько шагов вперед; я ответила тем, что сделала несколько шагов назад. Он снял шляпу и заморгал на солнце.
– О'кей. Только дай мне несколько минут. Моя одежда в раздевалке бассейна.
Майлз пошел к школе. Я нырнула в комментаторскую кабину, где Иван и Ян сражались с пультом управления бейсбольным табло, и объяснила им, куда пошел Майлз и как я планирую прятаться вместе с ним всю игру.
– Это твоя прежняя школа? – спросил Иван.
Я кивнула:
– К сожалению.
– Что там произошло? Почему тебя выгнали?
– Я, э, написала на полу спортивного зала краской из баллончика слово «коммунисты». Я была неуправляема, и у меня были проблемы. Но теперь все хорошо.
– Ура! – рассмеялся Ян. – Нам, в общем-то, плевать на твою… проблему? Так, кажется, это называется.
– Годится. – Меня охватило облегчение. Я посмотрела на трибуны со зрителями из Хилл-парка, затем перевела взгляд на Ивана и Яна и вспомнила, как много меня поначалу доставало: то, что люди не доверяют мне, что они смеются над тем, как я верчусь каждый раз, войдя в комнату, что постоянно фотографирую… Вспомнила также о том, что мне не было так одиноко с тех самых пор, когда мой единственный друг уехал в Германию.
Краешком глаза я видела, как кто-то поднимается по лестнице к комментаторской кабине. Коричневая униформа взлетела вверх и приземлилась на контрольном столе:
– Твоему нацистскому бойфренду это больше не понадобится! – Я повернулась, при этом мне бросилась в глаза светлая шевелюра Райи. Я посмотрела на форму Майлза, затем на Ивана и Яна, и мы трое поняли все одновременно.
– Тео! – крикнул Иван, наклонившись к киоску. – Поднимись сюда и займись на секунду этим делом!
А мы втроем помчались к школе, у каждого в руках была какая-то часть униформы Майлза. Мы ворвались в коридор за залом, пробежали через комнату с шкафчиками и очутились в прилегающем к ней бассейне.
Наконец-то это произошло. МакКой использовал Клиффа и Райю как отвлекающий момент, а Майлз лежит на плиточном полу в луже собственной крови.
В бассейне было темно. Одинокая фигура сидела на скамейке рядом с водой, совершенно мокрая, в одних только трусах-боксерах.
– Идите за полотенцами, – сказала я Ивану и Яну. Они исчезли в раздевалке.
Я села рядом с Майлзом. Очков на нем не было, и глаза были несфокусированы.
– Ненавижу воду, – пробормотал он.
– Знаю.
Выглядел он как мокрый котенок. Волосы прилипли к голове. Кожу поверх бледнеющих синяков, которыми было изукрашено его тело, покрывали мурашки. Один ужасный зелено-желто-синий синяк диагональю проходил по всей спине. Синяки были старые, нанесенные не сейчас.
– Что случилось? – спросила я.
– Я пошел в раздевалку переодеться, – начал рассказывать он. – А они устроили мне засаду. Забрали у меня очки. Бросили в бассейн. К тому времени, как я выбрался, их уже здесь не было. Но я поскользнулся и упал на спину. А теперь пришли вы. Конец истории.
Он стал чесать ноги, руки, ковырять кожу, будто в ней что-то застряло. Я вспомнила все его повязки из пластыря. Запах тухлой тины и ряски.
Пиявки.
– Ты не должен позволять им проделывать с тобой такое, – сказала я.
– Скоро этому придет конец.
Майлз сказал это тихо, голос у него был как у каждой из его ипостасей, что я знала, – засранца, семилетнего мальчишки, гения – и в то же время это было нечто новое, незнакомое. Я испугалась. Может, он имел в виду, что скоро школьный год закончится и тогда у нас будет больше свободы делать нужные нам вещи.
Все, что он хотел – знал, что это надо сделать, – так это забрать мать из больницы. Но сначала Майлзу надо было избавиться от отца. У него имелся план. И я была в курсе этого.
Но не знала, как далеко он хочет зайти.
Какой-то глубоко запрятанный инстинкт заставил меня схватить его за руку и крепко держать ее, словно я была способна сохранить его так живым и невредимым.
Я не могла снова потерять его.
Нет, я не дам ему пропасть.
Мне вдруг стало так страшно, как не было никогда прежде. Страшнее, чем когда Кровавый Майлз появился на вечеринке у Селии, страшнее, чем когда мама сказала, что упрячет меня в психушку. Это было хуже, чем идея МакКоя навредить Майлзу. Я могла обезвредить МакКоя. Могла кричать и визжать. И даже если люди не поверили бы мне, они остановились бы и стали смотреть.
У меня не было власти над самим Майлзом. Теперь, когда дело дошло до такого.
Иван и Ян вернулись с полотенцами и школьной формой Майлза, и он, наконец, вытерся.
Никто ни слова не сказал о синяках на его теле, когда он натягивал на себя брюки и рубашку.