Конечно, можно было следить за обстановкой на поле сражения опираясь на донесения военачальников, но я из собственного опыта знал, что лучше видеть самому, чем домысливать на основе сообщений от других, ибо когда смотришь своими глазами, можно увидеть и уразуметь вещи, на которые не обратили внимание твои подчиненные, или же заметили, но не поняли их значения. Воины передового отряда, шедшего в атаку, имели на себе шлемы и доспехи, благодаря которым их наступление не должно было быть остановлено стрелами буюров. Мы двинулись пешком по относительно ровной, ведущей наверх дороге и как только мы дошли до устья, ведущего на территорию буюров, на нас обрушился дождь стрел. Если бы не шлемы, латы и кольчуги мы бы погибли, воины-буюры без всякой жалости к своим соотечественникам, шедшим впереди нас, посылали тучи стрел, в результате многие из пленных были убиты и ранены, падали, будучи не в силах больше встать.
Однако, невзирая на тучи стрел, мы упорно шли вперед, перед нами я никого не видел, ни одного лучника, я заметил, что стрелки обстреливают нас, взобравшись на деревья и спрятавшись среди густой листвы. Укрывшись в кронах деревьев, чувствуя себя в полной безопасности, буюры спокойно обстреливали нас из своих луков, при таких обстоятельствах имевшиеся у нас мешки с порохом оказались временно бесполезными, потому что не видя противника, не знаешь куда метнуть пороховой заряд.
Как я говорил, донесения военачальников не обладают той ценностью, которую имеет личное видение поля сражения. Какими точными бы не были те донесения, их не сравнить с глубокими выводами и озарениями, на которые способен твой собственный ум. Если бы в то время меня самого не было на поле боя и сам я не наблюдал складывающуюся обстановку, я бы не сумел выдумать достаточно действенного средства, чтобы обезвредить вражеских лучников. Когда я увидел их, укрывшихся среди густых ветвей деревьев и мечущих в нас свои смертоносные стрелы, я спросил себя: «В чем разница между вражеским лучником, укрывшимся в густой кроне дерева и тем, кто спрятался за гребнем крепостной стены? Если мы обрушим крепостную стену, мы сбросим вниз вражеского воина, в любом случае, мы выведем из строя его руки, до того наносившие нам ущерб. Если же нам удасться повалить деревья, мы посшибаем на землю стрелков-буюров, и дорога для войска будет расчищена». Я подумал, что же является более прочным и стойким — крепостная стена или же деревья, что росли в том лесу. Глядя на деревья, я видел, что это дикорастущий лес, не выращенный руками человека, и мне не было ясно, удастся или нет нам повалить те деревья с помощью взрыва пороховых зарядов.
Я велел метателям пороховых зарядов зажечь фитили и бросать мешки с порохом в сторону деревьев, надеясь, что деревья будут от этого валиться и мы таким образом избавимся от помех, чинимых вражескими стрелками. Воины зажгли фитили и побросали мешки с порохом, один за другим, в сторону деревьев, раздались громкие взрывы, густым дымом заволокло все вокруг, стало трудно дышать. Я закашлял, однако подувший ветерок развеял дым и я с удивлением увидел, что деревья охвачены языками пламени.
Кроме некоторых тонкоствольных, все деревья остались стоять на месте, однако все они горели и было видно, что они были из породы маслянистых, содержали в себе жиры и потому так легко горели в результате взрыва пороха. Мы были настолько поражены тем неожиданным событием, что застыв изумленно взирали как горит лес.
Пожар мешал стрелять буюрам, некоторые из них, спрыгнув с деревьев бежали. Пожар постепенно ширился, жар от него усилился настолько, что мы вынуждены были отступить.
Вдруг я заметил, что и справа и слева, насколько мог охватить взор, все деревья воспламенились, высота огня в средней его части достигла тридцати заръов. От того ужасающего пожара валил такой густой дым, что он заслонил солнце, вокруг стало темно и я в тот день своими глазами узрел адское пламя. Ни одна птица не могла пролететь сквозь тот огонь, не говоря о людях, не было средства потушить тот адский огонь. Пожар вынудил прекратить сражение и я, несмотря на все свое удивление от того пожара, все же заметил, что на каждом из участков леса, где росли маслянистые деревья, можно с помощью огня проложить путь, и пусть при этом хоть сто тысяч вражеских воинов укроются среди тех деревьев, с началом пожара у них не будет иного выбора, кроме как отступить, в противном случае они сгорят заживо.
Десять дней длилась война на земле буюров и все это время этот край, расположенный выше, чем все остальные районы Фарса, полыхал в огне. Через десять дней, когда сгорели и были уничтожены все маслянистые деревья, огонь потух, но еще десять дней земля исторгала жар, и мое войско не могло идти по ней. Затем, в силу той причины, что земля буюров расположена выше остальных областей Фарса и поэтому здесь чаще выпадают осадки, полил дождь, охладивший пепел, оставшийся от пожара и мы смогли наступать на землю буюров, шагая по огромному пепелищу.