Я не располагал сведениями об обстановке в Дели, однако несмотря на то, что я двигался стремительно, стараясь попасть туда как можно скорее, я был уверен, что в Дели уже знают о том, что я иду на них. Тогда же я еще не знал, что Малу Экбаль, правитель Дели, услышав о моем приближении, освободил султана Махмуда Халладжа, известного как султан Махмуд-второй, из неволи и потребовал, чтобы тот стал его союзником против меня. Султан Махмуд Халладж принял то предложение и они оба объединились, чтобы противодействовать мне.
Обо мне говорят, что будучи степняком, который всю свою жизнь провёл в открытых просторах я, подобно своим соплеменникам отрицательно отношусь к обжитым местам и поселениям и именно поэтому всякий раз, увидев пред собою город я разрушаю его, ибо вид благоустроенного места невыносим для моих глаз. Те, кто утверждают подобное, непременно бы изменили такое мнение обо мне если бы увидали как я отстроил и благоустроил город Кеш, они бы поняли, что я не разрушаю городов только лишь потому, что не выношу обжитого места. Я разрушаю лишь те города, что посмели противостоять мне и вынудили понести затраты, связанные с их осадой и взятием. Такие города я разрушаю таким образом, чтобы на том месте не оставалось и малейшего следа от них. А население таких городов, кроме тех, кто представляет четыре сословия, о которых я упоминал, я полностью истребляю. Однако и по сей день не случалось такого, чтобы город добровольно сдался, а я разрушил его и вырезал его жителей.
Законы войны требуют, чтобы город, оказавший сопротивление, был после его взятия разрушен, а население его истреблено. Не мною выдуман тот закон, ему следовал мой предок Чингиз-хан, можно сказать, что и он не был автором того закона, созданного до него другими. Однако несомненно то, что горожане уступают степнякам в смелости и отваге. Я на деле убедился, что жизнь в городе делает человека изнеженным и ленивым, стирает в нем качества воина. Поэтому я всю свою жизнь, начиная с сорокалетнего возраста и по сей день провел в степи, чтобы не дай бог городская жизнь могла ослабить и изнежить меня.
Утверждают, что будучи степняком, я не люблю земледелия и поэтому убиваю людей, чье занятие связано с возделыванием земли, независимо от того, живут они в селе или в городе. Если эти люди попадут в Мавераннахр и увидят, что мною там проделано ради развития земледелия, они поймут, что их утверждения нелепы. И опять же, согласно моей точки зрения, земледелец по воинской доблести находиться на более низкой ступени, чем степняк. Потому что земледелец в силу своего занятия должен жить на одном месте, что подавляет в нем его воинские качества. Тем не менее я никогда не истреблял крестьян только за то, что они являются таковыми.
С начала выступления на Дели я сказал военачальникам, чтобы они передали рядовым воинам повеление не обижать местное население, не трогать крестьян, оставить их в покое, пусть они живут согласно своих убеждений и обычаев, но в каждой местности, где жители пытались посягнуть на нашу безопасность, я повелевал убивать их, не оставляя никого в живых в тех деревнях. Я действовал таким образом, чтобы индусы знали, что если проявят покорность мне, им не будет причинено никакого вреда. Но если будут сопротивляться и нападать на нас, их ожидает неминуемая смерть.