Волны оргазма проходят по моему телу, сжимая и разжимая невидимую, но вполне ощутимую спираль где-то внизу живота. Сашка с жадностью ловит каждый мой вскрик, каждый мой вздох, словно срывая их с моих губ. Он ничего не делает, чтобы помочь мне преодолеть дрожь, неминуемо овладевающую мной. Лишь подталкивает нас обоих к бездне, в которую мы в какой-то момент проваливаемся оба, а потом летим, летим… и никак не можем достичь дна. Мой мужчина обессилено валится на меня, окончательно придавливая к матрасу. Дышать становиться нечем, но у меня нет ни желания, ни сил, чтобы попытаться вырваться из-под него.
Когда удается хоть как-то прийти в себя, Саша отрывается от меня и падает рядом.
Мы оба лежим на матрасе голые, раскаленные и в то же время опустошенные.
Я с упоением рассматриваю потолок, боясь повернуть голову в сторону Саши. Возвращаются мысли. Возвращается реальность. На самом деле боюсь посмотреть на него и увидеть в нем радость или ликование от произошедшего сейчас. Потому что мне самой ни разу не радостно. Мне страшно. Все мое возбуждение вдруг перерождается в липкий и неприятный страх. Если мы только что творили друг с другом ТАКОЕ, абсолютно не контролируя себя, тогда что же мы можем сотворить в принципе? Это был не тот домашний секс — милый, уютный, ласкающий, к которому мы привыкли. Это было что-то…
— Жалеешь? — по-своему трактует наше молчание Чернов.
— Скорее боюсь, — куда-то в потолок отвечаю я.
— Чего? — чувствую, как Саша поворачивает голову в мою сторону, но сама так и не отваживаюсь взглянуть на него.
— Того, что будет дальше. Саш, нам же крышу в конец сорвало. Какие тут нафиг сознательность и выбор, если мы даже контролировать себя не в состояние?
— Тебя напугал наш…напор? — с хрипотцой в голосе уточняет он.
— Меня пугает, что мы оба психи. Как ты думаешь, бывают истерики на почве секса?
Сашка хмыкает, а потом касается моей щеки, заставляя повернуть голову к нему. Он тоже не выглядит радостным, скорее потерянным и обескураженным.
— Считай, что воздержание и разлука в полгода возымели свой эффект.
Его слова не успокаивают меня. Но и возразить тоже нечего.
Мы с ним еще какое-то время разглядываем наши обалдевшие лица, пока Саша не перегибается через меня, поднимая откуда-то сбоку одеяло, накрывая им наши тела. От этого становиться немного легче, теперь душа не кажется столь оголенной. Потом его руки разворачивают меня на бок и притягивают к себе. Теперь мы лежим обнявшись, я запускаю свои пальцы ему в волосы, а Саша лениво водит ладонью по моему бедру.
— Знаешь, мы просто повторяем нашу историю, — шепчут его губы.
— Не было такого, — возражаю я.
— Но ведь могло. Просто тогда была твоя мама, которая развела нас по разным углам. И у нас было время, чтобы созреть для этого всего.
— А сейчас сознание не сработало?
— Примерно, — Саша нежно целует меня в лоб. — Извини, если поторопились. Если напугал тебя. Просто… это было важно, я бы даже сказал, что необходимо, понять, что мы все-таки вместе, несмотря ни на что.
— Да ладно, я всем довольна, — успокаиваю я его, а потом осторожно добавляю. — Лучше так.
— И как это понимать?
На какое-то мгновение мне кажется, что возможно было бы лучше промолчать. Но потом сама же себя одергиваю, что это путь в никуда.
— Я паниковала только от одной мысли, что нам предстоит опять начать спать вместе.
Он отстраняется от меня и с удивлением заглядывает в мое лицо.
— Это настолько ужасно?
— Да нет. Понимаешь, я так боялась, что начну сравнивать. То, какими мы были и какими стали. Вдруг я бы нашла в тебе то, чего не было раньше? Что пришло от нее… в нашу постель.
— Сань…
— Не говори ничего. Правда. Не хочу ничего знать. Наша постель, только наша. И больше… я не хочу в нее никого пускать. Ни в разговорах, не в мыслях, никак. Это тоже мой выбор.
Он тянется к моим губам и целует их коротким быстрым поцелуем, а потом просит:
— Прости меня. Я — кретин…
— Уж я-то знаю…
Ему остается только хмыкнуть.
Мы долго лежим, просто обнимая друг друга. Пока на улице в конец не темнеет, и мир вокруг нас не погружается во мрак. Сейчас наш матрас напоминает мне остров, на котором мы укрылись от окружающей нас действительности. Но так не может продолжаться вечно, поэтому я задаю ему свой вопрос:
— Саш, ты чувствуешь облегчение?
Он отвечает не сразу, и его заминка в разы красноречивей всех возможных слов.
— Нет.
— И я нет. Что ж мы такие с ним замороченные?
Я встаю с нашей импровизированной кровати.
— Ты куда? — удивляется Сашка.
— Домой. Дети же…
— Думаю, что они тебя не потеряют, — с иронией в голосе сообщает он. — Они все понимают.
— Вот именно, что все. Мне же им потом с утра в глаза смотреть и пояснять, где была мама.
— У папы.
— У папы, — передразниваю я Сашу, собирая по полу разбросанную одежду. — И чем они там занимались?
— Чем надо, тем и занимались, — в этот момент у него очень самодовольный вид.
— Ты не выносим, — закатываю я глаза и кидаю футболку в Сашкину голову. Он легко от нее уворачивается.