Я умею прыгать через лужи. Это трава. В сердце моем

Колин Стрит поднес пламя золотой зажигалки к моей сигарете и опустился в кресло, вытянув одну ногу и согнув другую так, что колено оказалось выше сиденья.

— Уф! — Он удовлетворенно вздохнул, будто радуясь долгожданному отдыху.

Мой пристальный взгляд, по-видимому, немного раздражал его. Разговаривая, он смотрел не на меня, а в потолок, сложив вместе кончики пальцев обеих рук. Но потом, очевидно составив определенное мнение о моих умственных способностях и решив, что я уступаю ему в остроте ума, он перестал интересоваться потолком. Выпрямившись, он устремил взгляд своих темных, слегка насмешливых глаз прямо на меня, уже уверенный в своем превосходстве.

Я изложил ему причину своего визита, объяснил, что, по-моему, мне платят слишком мало. Сравнив названную мной сумму с той, которую получает он сам, он, вероятно, сумеет определить, сколько мне следовало бы получать по справедливости.

— Дело вовсе не в ценности ваших статей, — ответил Колин Стрит. Оплата их зависит от вашего умения убедить, что они ценны и необходимы. Обладая этим умением, вы утверждаете свое положение и создаете репутацию. Я считаю, что вам платят как раз столько, сколько вы стоите. Сколько, вы сказали, вы получаете?

— Три фунта и десять шиллингов.

— Три и десять — да, все правильно. Так вот, мне платят пятнадцать фунтов за то же количество слов. — платят, воздавая должное моему умению убедить редактора в том, что я стою таких денег. Вы же не обладаете подобным талантом и, следовательно, всегда будете получать плату, которую лично я счел бы нищенской. На вашем месте я относился бы к этому спокойно. Довольствуйтесь своим положением. Обществу нужны и такие люди, как вы, чтобы обеспечить жизненный комфорт тем, чьи потребности превосходят ваши.

Я слушал его с наслаждением. Должно быть, думал я, подобное чувство испытывает энтомолог, наткнувшись на редкостную разновидность осы, о которой он читал, но которую никогда не видел. Мне хотелось, чтобы он продолжал излагать эти чудовищные, с моей точки зрения, взгляды и, тем самым, помог мне попять людей с таким же, как у него, складом мышления. Я только опасался, как бы он не сказал чего-то, с чем я мог бы согласиться, и не лишил меня радости первооткрывателя.

— Значит, по вашему мнению, мой долг — жить в бедности, чтобы другие могли жить в роскоши? — спросил я. — Вы, следовательно, считаете, что жизненных благ не может хватить на всех?

— Дело не в этом, — терпеливо стал объяснять мой собеседник. Разумеется, их хватит на всех, если каждый будет довольствоваться тем, чего он заслуживает. Вы не достойны того, чего достоин я. Моя служанка, например, может жить впятером в одной комнате. И быть при этом вполне счастливой. Ее нервы отличаются от моих. Должен ли я стремиться избавить ее от существования, которое соответствует ее вкусу и потребностям и удовлетворяет ее, для того, чтобы, подобно мне, она жила в роскоши? Какой вздор! Да это было бы для нее величайшим несчастьем!

— У меня два «роллс-ройса», — продолжал он, устраиваясь поудобнее в кресле. — У меня никогда не возникает желания ездить одновременно в двух машинах, но мне нужны именно две — на случай, если с одной произойдет поломка. Раз для моего спокойствия и счастья, а также успешных занятий своим делом мне нужны два «роллс-ройса», значит, я должен их иметь. А моя служанка должна иметь на семью в пять человек одну комнату. Благодаря этому она лучше выполняет свои обязанности. Мадам Мельба не могла бы жить так, как моя служанка. Она попросту была бы не в состоянии петь. Ей нужна роскошь. Следовательно, наш долг — предоставить ей эту роскошь, хотя бы ради удовольствия слушать ее пение.

— Значит, по-вашему, мне роскошь не нужна?

— Безусловно, нет. Вы одеты опрятно, но костюм на вас дешевый. По одежде можно судить о вашем вкусе. Вы не умираете с голоду. Жить в доме вроде этого было бы для вас поистине несчастьем. Если употребить избитое и весьма туманное выражение, которое я прочел в одной из ваших статей, вы видите счастье в борьбе за лучшее будущее. Вы находите удовольствие в сочувствии беднякам. Если бы вы жили в условиях, подобных моим, вы не могли бы сочувствовать беднякам: это было бы неуместно. Только живя в бедности, вы способны будете создать нечто достойное. Вы должны лелеять свою бедность, ибо ваш талант порожден ею.

Когда вы в первый раз упомянули о своем жалованье, вы сделали это неловко, точно разговор о деньгах кажется вам чем-то недостойным. Вы почти извинялись, когда говорили, что получаете слишком мало: тогда как в глубине души вы считаете большим счастьем то, что вам вообще что-то платят.