Я умру завтра (СИ)

Оглянувшись, осознал, что оказался возле храма Хореса, который стоял позади основного корпуса. Отсюда до полигонов не то чтобы совсем уж далеко, но… если не хочу опоздать, надо поторопиться.

Сделав десяток шагов, понял, что всё это время был не один. На лавке неподалёку восседал бородатый жрец Борсон Шолмо, беседующий с наставницей по зачарованию, весьма молодой и симпатичной особой, Лисани Аутиц. По слухам, последняя весьма часто экспериментирует со своей внешностью, стремясь выглядеть максимально красиво. Для этого она предпочитает проводить «дополнительные занятия» с симпатичными юношами-целителями.

— Кирин-Кирин, — покачала женщина головой, — как низко опустились нравы у аристократии. Прыгать из окон! — На её лице появилась широкая улыбка.

— Госпожа Аутиц, жрец Шолмо, — остановился и поклонился. — Обстоятельства неумолимой силы заставили пойти на крайние меры и срезать путь.

— Ах, даже не знаю, — Лисани закинула ногу на ногу и соблазнительно ей покачала, — Борсон, а что ты думаешь?

— Дисциплина никуда не годится, — проворчал бородач. — Лучше скажи мне, когда в храм придёшь, Анс-Моргрим?

Кустистые брови придавали лицу мужчины весьма суровое выражение.

— Завтра хотел, если Хорес будет благоволить, само собой, — тут же поменял я собственные планы.

— Завтра, значит? — хмыкнул он. — Ну добро. Беги давай. Опаздываешь ведь.

Ещё раз поклонившись, бодро побежал, более не рискуя испытывать удачу.

Благо, территория за основным корпусом Третьей магической была достаточно лесистой, так что я ловко скрывался в тени кустов и деревьев. Как подозреваю, здесь периодически занимались друиды, отрабатывая «восхищение» растительностью. Полезное дело… Глядишь, скоро школа начнёт продавать не только излишек формы, но ещё и леса.

До полигона добрался вовремя. Он представлял из себя широкую площадку под открытым небом, полностью отделанную камнем. С одной стороны здесь располагалась «полоса препятствий», предназначенная для поднятия физических навыков, а с другой мы обычно тренировали магию. Сейчас там размещалось нечто скрытое тканью. Скорее всего — материал для нового урока.

Подошёл я одним из последних — здесь как раз собралась почти вся наша группа, пусть и не в полном составе. Ага, не хватало тех гениев, которые искали именно меня.

— Анс-Моргрим, — хорошо поставленным низким голосом произнёс наставник, стоящий неподалёку, — тебе не встречались по дороге товарищи по классу?

— Встречались, господин Горес, — вежливо ответил ему, — они пытались поймать меня, чтобы избить и снова отправить в лазарет, однако мне удалось улизнуть и своевременно успеть сюда. Им, скорее всего, — коротко покосился на висящие неподалёку большие часы, — уже нет.

Горес Тумий рассмеялся. Ему вторила часть группы.

— Что же, тогда не вижу смысла ждать последние пять минут, — он размял плечи. — Приступаем к занятию. Если кто-то успеет подойти вовремя, честь ему и хвала. Избежит наказания. Если нет, — мужчина развёл руками, — правила известны.

Я постарался подавить улыбку. Получилось с трудом.

— Сегодня мы начнём обучение превращению, — мужчина указал на ткань, — конечно же, после обязательной физической тренировки. Маг не должен уставать, размахивая руками и посылая во врага огненные шары! — он высоко поднял палец. — Но для начала кратко обрисую план занятия…

Глава 4

«Кто ты, человек, что спорит с Богом?»

Киан Силакви, высший жрец Хореса.

* * *

Монхарб, дворец архонта, взгляд со стороны

Сон императора был чутким и беспокойным — таким, каким был всегда. Когда доживаешь до сотни лет, то неизменно приходит переосмысление собственных приоритетов. Но что происходит, когда доживаешь до тысячи?

Сон Дэсарандеса был пропитан кошмарами. О долгой, тяжёлой войне, в которую слились все, где он участвовал. О предательстве самых близких людей, которых не могло не быть. И смерти. Тысячи, миллионы мертвецов, которые тянули к нему ободранные, окровавленные руки, а потом, словно каннибалы, пожирали собственные, некогда сильные, души, которые начали взращивать лишь собственную жестокость.

В кошмарах императора всегда было поровну отмерено низости и величия, хотя иные моменты его жизни казались столь неприглядными, что придавали даже обыденным вещам элементы трагической безысходности. Кошмары об Империи, гордой и праведной настолько, что стала злом. И всегда в центре сюжета был он сам. Человек, умеющий заглядывать в души.

И хоть прошлое давно было отринуто Дэсарандесом, он продолжал влачить это ярмо, которое легко сломало бы чью-то менее крепкую спину. Мужчина нёс бремя собственных лет, нёс за собой то, что ни много ни мало составляло всю Империю. И даже своего бога.

Сегодня он присутствовал на пиру. Старый пир, старые времена и старый замок, принадлежащий старому другу. Даже имя у Дэсарандеса было старым — Джориз Орозон, командующий авангардом и личной гвардией сионов, которые в те времена ещё не имели разделений.