Я вечности не приемлю (Цветаева)

А у песни тайна - хочешь, отгадай!

МОЛОДОЙ ПОЭТ. Вот мы и в "Национале".

ЦВЕТАЕВА. Это сколько же времени нам пришлось потерять, чтобы найти в Москве уборную!

МОЛОДОЙ ПОЭТ. Да, искать пришлось минут 20, не меньше. Для Москвы эта проблема почти неразрешимая.

ЦВЕТАЕВА. А вы и не догадывались о том, что великие поэты тоже иногда ходят всортир, особенно после таких длительных прогулок пешком?

МОЛОДОЙ ПОЭТ. Мне тоже было нужно, но как-то неловко было об этом заговорить первому.

ЦВЕТАЕВА. Как кстати вы вспомнили, что неподалёку здесь есть райисполком. Уборная там, действительно, приличная.

МОЛОДОЙ ПОЭТ. А помните, что вы мне ответили на это? "Ну конечно, куда же нам пойти, как не в райисполком?!".

ЦВЕТАЕВА. И все москвичи так делают?

МОЛОДОЙ ПОЭТ. Делают ещё и не так, особенно те, кто очень уважает райисполкомы. (Они проходят в зал ресторана.) Присядем за столик.

ЦВЕТАЕВА (присаживаясь). Я предоставляю вам право в выборе блюд и вина. Хотите, я прочитаю вам свою эпитафию:

Идёшь, на меняпохожий,

Глаза устремляя вниз.

Я их опускала - тоже!

Прохожий, остановись!

Прочти - слепоты куриной

И маков набрав букет

Что звали меня Мариной

И сколько мне было лет.

Не думая, что здесь - могила,

Что я появлюсь, грозя...

Я слишком сама любила

Смеяться, когда нельзя!

И кровь приливала к коже,

И кудри мои вились...

Я тоже была, прохожий!

Прохожий, остановись!

Сорви себе стебель дикий

И ягоду ему вслед:

Кладбищенской земляники

Крупнее и слаще нет.

Но только не стой угрюмо,

Главу опустив на грудь.

Легко обо мне подумай,

Легко обо мне забудь.

Как луч тебя освещает!

Ты весь в золотой пыли...

- И пусть тебя не смущает

Мой голос из-под земли.

(Достает из сумочки листок, протягивает молодому поэту.) А это рецензия на мой сборник. Прочитайте.

МОЛОДОЙ ПОЭТ (читает.) Сборник, составленный Цветаевой, по-своему цельная искренняя и художественно последовательная книга. (Отрывается.) Начало вроде бы неплохое.

ЦВЕТАЕВА. Вы читайте дальше.

МОЛОДОЙ ПОЭТ (читает). И, может быть, поэтому с такой отчётливостью видно, что это стихи "с того света", нечто диаметрально противоположное и даже враждебное представлениям о мире, в кругу которых живёт советский человек. Наша советская поэзия в своём развитии ушла так далеко вперёд, что формальные изыски Цветаевой покажутся читателю анахронизмом. Истинная трагедия Цветаевой заключается в том, что, обладая даром стихосложения, она в то же время не имеет, что сказать людям. Поэзия Цветаевойнегуманистична и лишена подлинно человеческого содержания. И если издавать Цветаеву, то отбор стихов, из всего написанного ею, вероятно, не должен быть поручаем автору. РецензентКорнелийЛюцианович Зелинский. (Закончив чтение.) Знакомая личность! Хотите знать, как его за глаза называют в литературных кругах?КорнелийПодлюциановичВазелинский. Порядочная сволочь!

ЦВЕТАЕВА. Вот именно! Человек, назвавший мои стихи формалистичными, просто бессовестный. Это я говорю из будущего.

МОЛОДОЙ ПОЭТ. Но на Зелинском свет клином не сошёлся. Ваша книга обязательно увидит свет!

К ним подходит человек всером.

ЧЕЛОВЕК. Ради бога, простите мою нескромность. (Обращаясь к поэту.) Разрешите узнать, кто ваша спутница? (Цветаевой.) Ваше лицо я где-то видел.

ЦВЕТАЕВА. Марина Цветаева.

ЧЕЛОВЕК. Боже мой, сама Цветаева! Вы позволите мне присоединиться? (Подсаживается.) Здравствуйте, Марина Ивановна! Как я рад приветствовать вас! (Протягивает руку для рукопожатия, Цветаева пожимает её.) Какое крепкое мужское рукопожатие!

ЦВЕТАЕВА. Так, по-мужски, меня научил пожимать руку Макс Волошин. Я до Макса подавала руку как-то безразлично, механически... Он сказал: "Почему вы руку подаёте так, словно подбрасываете мёртвого младенца? Нужно прижимать ладонь к ладони крепко - потому что ладонь - жизнь".

ЧЕЛОВЕК. Марина Ивановна, разрешите объясниться вам в своём преклонении перед вашей поэзией. Вас все так любят. У меня есть все ваши книги, наверное, больше, чем у вас. Я слышал, что ваша новая книга зарезана вГослитиздате, но я считаю, что у вас небыло и нет ни одной строки, которая не была бы продиктована какой-нибудь мыслью или чувством.

ЦВЕТАЕВА. Как я рада встретиться с читателем, который понимает и ценит мои стихи.

ЧЕЛОВЕК. Марина Ивановна, вы - первый человек "оттуда", из-за рубежа, с которым я встретился. Скажите, как парижане - русские литераторы относятся к поэтам, работающим на родине?

ЦВЕТАЕВА. Там признают только Ахматову и Мандельштама.

ЧЕЛОВЕК. А как относятся, например, к Маяковскому, лучшему, талантливейшему поэту нашей советской эпохи?

ЦВЕТАЕВА. Там Маяковского не терпят. Он неприемлем для большинства.

ЧЕЛОВЕК. Почему же?

ЦВЕТАЕВА. Потому что в своих футуристических стихах он воспевал коммунизм, Ленина и партию.

ЧЕЛОВЕК. Смею заметить, что он делал это искренне, ведь он никогда не состоял в партии. А вы что думаете?

ЦВЕТАЕВА. Маяковский - органически-революционный поэт, но почему-то не очень счастливый, хотя у него было всё, что нужно для счастья: согласие со временем, талант, дерзание и даже такая житейская черта как отсутствие щепетильности. Лишь его самоубийство - прекрасный лирический поступок.